Система и общие единые законы Мироздания - [7]

- Окна на русском севере: в Архангельской области и Каре­лии - украшены волнами, которые взметнулись над погибаю­щим

 

 

под ними храмом или пирамидой. Таким языком архитек­туры говорится о гибели нашей северной прародины. Здесь же язык архитектуры рассказывает о другом: о великом прошлом древней звёздной расы. О том, что шестьсот миллионов лет на­зад наши предки открыли для себя молодую цветущую плане­ту и стали контролировать ход её эволюции.

- Ты мне не объяснил, почему именно в Сибири сохрани­лась память о нашем далёком прошлом и больше нигде: ни в Европе, ни в Америке, ни в Африке, и ни в Австралии?

На несколько секунд жрец задумался, потом, посмотрев на меня, сказал:

- Не совсем так, Гор. Кое-что сохранилось и на севере Ин­достана. Я имею в виду наши доарийские и арийские веды, а также более поздние Пураны. А насчёт языка архитектуры, всё просто: Сибирь - это часть последней арийской империи, ко­торая до самого конца, до своей окончательной гибели упорно хранила древнюю звёздную традицию. Тартария - это не миф, Арий, - служитель опять назвал меня другим именем. - Это реальность. И как её ни стараются закопать, сделать так, что­бы о Великой Северной империи человечество забыло, ниче­го у них не получится. Закон времени беспощаден, и теперь он работает на Россию, значит, и на Тартарию. А что касает­ся вашего Томска, то на его месте до XVII века располагалась древняя Грастиана - одна из столиц нашей империи, - на слове «нашей» жрец сделал ударение. - Хоть она и погибла от уда­ра тактического ядерного заряда, но сгинули далеко не все её жители. Кое-кто уцелел - значит, сохранилась и память о про­шлом. У вас там в центре Томска есть одно любопытное озеро?

- Ты имеешь в виду Белое? - посмотрел я на бородача.

- Да, Белое. Оно как раз расположено на территории старо­го города... Это и есть воронка от ядерного устройства. Но да­вай оставим эту грустную тему. Перед тобой чудом уцелевший хутор, который был воздвигнут ещё до бомбардировки. Смо­три и любуйся!

И я во все глаза стал рассматривать лиственничные рез­ные бревна удивительного строения. Сначала резьба мне по-­

 

 

казалась хаотичной и бессмысленной, но обойдя по периметру здание, я понял, что это не так. Одна стена строения была по­священа девону и карбону. На ней были вырезаны побеги псилофитов, листья хвощей и папоротников. На другой стене резьба была несколько иной: во всю длину брёвен красовались листья гинкговых и ветви неизвестных мне хвойных. Кроме того, на брёвнах были вырезаны их плоды в виде круглых или продол­говатых, похожих на свечи, шишек. Между этими сказочными растениями я заметил небольшие фигурки ящеров, некоторые из них были мне знакомы. Я различил несколько видов стегозав­ров, рассмотрел стоящего у громадного гинкго диплодока. Раз­личил среди ветвей спрятавшегося в засаде цератозавра, увидел сидящего на дереве птеродактиля. Но многих ящеров я видел впервые. Не обращая внимание на пронизывающий ветер, я с удивлением рассматривал неизвестных мне пресмыкающихся.

- Сколько же мы ещё не знаем! - посмотрел я на стоящих рядом со мной волхвов.

- Самое печальное, что и знать не хотим, - проворчал Чердынцев.

- Потому что системе нужен человек-машина. Пустой био­робот, которого можно обдирать до нитки и использовать как заряженную батарейку, - вздохнул Велемир.

- Как я понимаю, на этой стене изображён триас?

- Начало его и конец, - кивнул служитель храма.

- Но до меня не доходит, почему у растений различных эпох разный окрас. Растения карбона почти фиолетовые, а на этой стене среди фиолетовых встречаются и зелёные.

- Зелёный цвет имели гинкговые и древние хвойные, - по­яснил Чердынцев. - То, что растения карбона были больше фи­олетовые, чем зелёные, связано с атмосферой. Их хлорофилл обладал иными свойствами. Толстая атмосфера карбона на­дёжно предохраняла всё живое от солнечного света. Но уро­вень ультрафиолетового излучения был ещё очень высоким, отсюда и изменения в хлорофилловых зёрнах. Хлорофилл пла­вунов и папоротников частично пропускал через себя лишнее излучение и частично поглощал ультрафиолет. Поглотитель­-

 

 

ные способности и дали его хлорофилловым зёрнам фиолето­вый оттенок.

- А почему краски за столько веков не потускнели и не осы­пались? - спросил я, дотрагиваясь пальцем до покрытой стран­ной краской резьбы.

- Потому что краски особые, Гор, - услышал я голос жреца Велемира. - Это восковые краски, практически они вечны.

- А рецепт их известен?

- Конечно. На то мы и хранители древних знаний, отрок, - улыбнулся Чердынцев. - И давай договоримся, что дурацких вопросов ты больше нам не задаёшь.

Следующая стена, как я понял, была посвящена целиком юре и мелу. Фиолетовый цвет был полностью заменён зелё­ным. Наряду с хвойными деревьями стали прослеживаться и покрытосемянные: знакомые мне дубы, клёны, грабы, вязи и серые могучие буки. И везде между ними были изображены различного вида ящеры. Каких только рептилий я здесь ни увидел! Одних летающих я насчитал более четырёх десятков! Неизвестные науке динозавры появлялись то тут, то там и, в конце концов, мне захотелось их всех зарисовать.