Сиротка. Слезы счастья - [105]

Шарлотта начала судорожно всхлипывать. Киона притянула ее к себе и обняла.

– Поплачь, поплачь подольше, Шарлотта, и не втягивай Бога во все это. Прежде чем испепелять тебя молнией за твои грешки, он должен был бы сначала заняться теми, кто виновен в преступлениях, в тысячу раз более тяжких. Некоторым нацистским палачам удалось скрыться, и они остались безнаказанными. По сравнению с ними ты заслуживаешь только того, чтобы снова начать радоваться жизни, оберегать свой семейный очаг и доказывать своему мужу, что ты любишь только его одного. Перестань удручать его, мучить своими сомнениями и заставлять его чувствовать на себе тяжесть твоих угрызений совести!

Шарлотта, перестав всхлипывать, отстранилась от Кионы и посмотрела на нее одновременно испуганным и зачарованным взглядом. Может, она грезила наяву? Ей казалось, что от этой девушки исходит едва заметное сияние. Ее золотистая кожа была как бы освещена изнутри, а глаза ярко блестели. Голос Кионы, когда она только что говорила, был тихим и низким и действовал на нее, Шарлотту, умиротворяюще.

– Скажи мне, кто ты? – пробормотала, полностью успокоившись, Шарлотта.

– Если бы я это знала! – ответила Киона. – Мне и самой пришлось пройти через тяжелое испытание. Послушай меня, Шарлотта, послушай меня внимательно. Я обнаружила нечто удивительное в те несколько ужасных дней, когда была уверена, что я – убийца, что я совершила грех, который, с моей точки зрения, был непростительным. У меня исчезли мои неординарные способности, в том числе и дар билокации. В былые времена любой вождь ирокезов мог мысленно перемещаться в пространстве и появляться перед взором тех, перед кем хотел появиться, хотя ему ранее довелось убить немало своих врагов. Почему же тогда у меня вдруг пропала такая способность? Я этого не знаю и по сей день, однако Тошан помог мне понять нечто очень важное: я, несомненно, наказывала сама себя, пытаясь подавить свой дар и суя свой нос в мысли всех окружающих. Сейчас я постепенно исцеляюсь. Более того, я решила искупить свои грехи и ради этого полностью сконцентрироваться на помощи другим людям. Мой отец и Мин часто говорят обо мне как об ангеле, однако это весьма далеко от действительности: ангел никогда бы не совершил такую глупость, как я, когда поехала вместе с Делсеном. Однако я все-таки попытаюсь вернуть свои крылышки, пусть даже они и не настоящие.

Киона почувствовала, что Шарлотта слушает ее все менее внимательно, потому что она, Киона, уж слишком сильно углубилась в свои собственные наваждения и навязчивые идеи.

«Ребенок, к сожалению, не от Людвига, – подумала Киона. – Могу ли я сообщить ей то, чего она боится больше всего на свете? Она тогда погибнет от гнева и ненависти к себе самой. Ее детям это причинит страдания, ее мужу – тоже. Значит, нужно решиться на благонамеренную ложь! У меня нет другого выхода. Ее спасти может только благонамеренная ложь!»

– Шарлотта, отец этого твоего ребенка – Людвиг. Я почувствовала это, когда прижала тебя к себе.

– Ты уверена? Ведь если ты утратила свой дар… – забормотала Шарлотта, не решаясь обрадоваться услышанному.

– Да, я в этом уверена, не бойся ничего.

– Господи, благодарю тебя! Спасибо, Киона, спасибо!

Шарлотта крепко обняла Киону, дрожа от охватившего ее облегчения.

– А теперь мне хотелось бы, чтобы ты оказала мне одну услугу, если она тебя не слишком затруднит, – сказала Киона твердым тоном. – Сегодня вечером мне хотелось бы забрать с собой Адель. Она чувствует себя несчастной. Она тебя боится, потому что вчера вечером видела, как ты била себя по животу и кричала, что не хочешь этого ребенка. Представь себе, какое негативное впечатление может вызвать подобная сцена у девочки ее возраста, нуждающейся в душевном покое и веселом времяпрепровождении!

– Боже мой, она меня видела! Бедная Адель, у меня случился нервный срыв, когда Людвиг был вместе с Томасом у Маруа. Да, я разрешаю тебе забрать ее, но только на три-четыре дня, не дольше. Мне также нужно будет поговорить об этом с ее отцом.

– Разумеется! Я сумею о ней позаботиться, поверь мне.

– Я в этом даже не сомневаюсь.

Они вернулись на кухню, где Эрмин уже успела навести удивительный порядок: она аккуратно разложила все съестные припасы по полочкам, вытерла стол и накрыла его чистой желтой скатертью, вымыла посуду и поставила ее сохнуть возле окна на специальной подставке, а паркетный пол тщательно подмела.

– Ты просто настоящая добрая фея, – сказала Киона, улыбаясь. – Я пойду нарву роз. Их тут рядом, в заброшенных садах, полно. А затем мы выпьем чаю.

Шарлотта проводила взглядом направившуюся к выходу Киону, которая выглядела очень грацизной в своем разноцветном платье, а затем бросилась в объятия Эрмин.

– Как это замечательно, что вы обе пришли ко мне! Я чувствовала себя как никогда плохо, а теперь у меня вдруг возникло ощущение, что я оживаю. Мимин, Киона заверила меня, что этот ребенок – от Людвига. Я тоже убеждала сама себя в этом… С тем другим мужчиной я ведь встречалась не так уж часто!

– Замолчи, ни слова больше о нем! Забудь об этом событии, раз уж теперь все выяснилось. Ты должна сама себя спасти, Лолотта. Моя дорогая Лолотта, стань такой, какой я знала тебя в старые добрые времена. А может, ты наденешь сейчас что-нибудь красивое и причешешь волосы?