Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [81]

— Мамочка, я расскажу тебе секрет! Я учу Дэбби по-французски! — с серьезным лицом сообщил мальчик.

Элизабет задохнулась от нежности. У сына были черные и волнистые, как у Ричарда, волосы, его же четко прорисованные черты лица. От нее он унаследовал голубые глаза и изящный рисунок губ.

— Это замечательно, — похвалила она. — А пока слезай, пожалуйста, с лошадки, и я понесу тебя на руках до самого дома.

Она взяла у него игрушку, довольно легкую, но громоздкую. Солнце скрылось за облаками, и сразу похолодало. Прошли годы, но Элизабет так и не смогла стереть из памяти эту картину: Скарлетт Тернер лежит на земле, в каких-то паре метров от входа в Дакота-билдинг…

— Поторопимся! — сказала она, отводя глаза от места, где разбилась несчастная. — Бонни, как ты планируешь возвращаться? Па может отвезти тебя на машине. Не хочу даже думать, что ты, с Уильямом на руках, поедешь на трамвае!

— На нем я и поеду, как в прошлый раз. Зато как пригодилась нам твоя старая коляска! Мне не нужно каждый раз ехать сюда со своей. Элизабет, не волнуйся! Новые впечатления — это для малыша хорошо. И Жан обещал, что встретит нас на остановке в назначенное время.

— Делай как знаешь, — уступила молодая женщина. — Антонэн, идем! Оставим твоего скакуна у дедушки в гараже.

Мальчику нравилось в гараже. Там было сумрачно, пол — мощенный камнем, и пахло бензином и кожей. Ему уже рассказали, что двадцать лет назад здесь содержались лошадь и экипаж Вулвортов, а потом помещение переоборудовали под автомобиль.

Здесь же Бонни оставила коляску, прежде служившую Антонэну. Это была роскошная модель из темно-синего молескина, с большими колесами. Элизабет хотела подарить им коляску, но дядя Жан из гордости отказался.

«Отец прислал нам денег для Уильяма, как раз подержанную коляску и купим!»

Антуан Дюкен, узнав из письма, что у него теперь есть еще один замечательный внук, не помнил себя от радости и гордости. В свои семьдесят восемь он пригласил соседей выпить за здоровье маленького Уильяма, а на следующий день доехал до самого Ангулема, чтобы отправить в Нью-Йорк денег на подарок.

Верная обещанию, Элизабет регулярно писала своему дедушке Туану. С самого рождения Антонэна раз в два месяца она отправляла его фотографии, а с недавних пор — и снимки Бонни с грудничком Уильямом.

Мейбл сама открыла им входную дверь, проводила в апартаменты. На талии у нее был повязан фартучек, и она воинственно помахивала деревянной поварешкой. Она наклонилась поцеловать Антонэна, но тот на одной ножке поскакал в кухню — свое любимое место в квартире, потому что он был страшный сладкоежка.

— Я нажарила блинчиков, — объявила хозяйка дома. — Не беспокойтесь, под присмотром Нормы — чтобы ничего не напутать с ингредиентами. А еще чай с нами будет пить нежданный гость! Бонни, дай мне подержать малыша! Боже, какой он славный!

Разбуженный Уильям, посасывая кулачок, смотрел на Мейбл своими серыми, в светло-коричневую крапинку, глазенками.

— Кто пришел, ма? — спросила Элизабет, снимая жакет.

— Жан, милая. Закрыл после обеда магазин и приехал. Думаю, решил сам забрать Бонни с сыном.

Элизабет при этом известии моментально напряглась. Уже много недель они с дядей были, что называется, на ножах, о чем Эдвард и Мейбл не знали.

— Жан приехал сюда? — удивилась Бонни. — Замечательно! Всю дорогу до дома будет нести сына сам. Он становится тяжелым!

— Ты права, — улыбнулась Мейбл. — Идем, посмотрим, чем там занят Антонэн. Норма исполняет любой его каприз!

Жан Дюкен, заслышав голоса, вышел из гостиной, куда его проводила домоправительница. И нос к носу столкнулся с племянницей, которая не пошла с Бонни и Мейбл.

— Догадываюсь, зачем ты здесь, дядя Жан, — прошептала Элизабет, еле сдерживая гнев. — Мог бы дать мне еще времени.

— Нет, ты имела его достаточно. Сегодня я дождусь-таки мистера Вулворта и поставлю его в известность. Я тебя предупреждал.

— Если ты это сделаешь, я никогда тебя не прощу, — пригрозила молодая женщина.

— А если не сделаю, это будет оскорблением памяти Гийома! Очень сомневаюсь, Элизабет, что отец одобрил бы твое поведение, будь он жив.

— Но папы нет на свете, и нечего мне об этом напоминать! Я вправе поступать, как считаю нужным, по велению сердца!

— Не сердца, а кое-чего другого, если спросите меня, — тоже очень тихо и зло прокомментировал Жан. — Большое несчастье, что Ричард погиб в море.

Мейбл, с малышом Уильямом на руках, прервала ссору.

— Блинчики готовы! Мы сегодня полдничаем в кухне, по-простому! — сказала она.

— Мы уже идем, ма! — ответила Элизабет.

Жан досадливо пожал плечами. Он всегда ощущал себя неловко в изысканном интерьере квартиры Вулвортов, да и цель визита, как бы он ни храбрился, была ему неприятна.

— Я достаточно натерпелась в жизни, дядя Жан, — продолжала молодая женщина. — Ты мне не опекун, поэтому дай жить спокойно! И перестань вспоминать про трагическую смерть Ричарда. Он спас тебя ценой своей жизни.

— Я этого никогда не забуду. Десять дней! Я даю тебе еще десять дней, — твердо произнес он. — А теперь идем есть эти чертовы блинчики, чтобы я поскорее мог забрать жену и сына домой!

Он зашагал к кухне, в своем коричневом саржевом костюме, руки в карманах. Элизабет провожала его взглядом, пока он не скрылся из виду. Застыв на месте, расстроенная, она услышала тоненький голосок Антонэна, здоровающегося с двоюродным дедом.