Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [46]

Молодая женщина надела атласные панталоны и лифчик, затем — легкое платье. Загадочная фраза, услышанная только что в ванной, не давала ей покоя.

— Я все выдумала! — убеждала себя Элизабет шепотом. — Конечно, я уже не одна. Па и ма так меня любят! Гм… Ма? Почему она кричит в коридоре?

В этот момент Мейбл как раз изливала свое раздражение на Джудит в двух шагах от двери дочкиной комнаты. Элизабет беззвучно повернула ключ в замке и приоткрыла левую створку двери. И сразу же наткнулась на взгляд зеленых глаз служанки, стоявшей к ней лицом. Элизабет изумилась, поймав себя на том, что испытывает к незнакомке инстинктивную антипатию. Отступила назад, в комнату, и притворила дверь.

«Это, конечно, и есть та самая новая домоправительница с рекомендациями от миссис Тернер! Ма говорила о ней в лифте, но до сих пор я ее не видела. Что со мной сегодня такое? Наверное, девушка просто растерялась, поэтому так на меня уставилась…»

Элизабет врала себе и осознавала это. В стенах Дакота-билдинг зарождался конфликт, но Элизабет еще не знала ни его подоплеки, ни с кем ей предстоит враждовать.

В апартаментах Вулвортов, по прошествии часа

Джудит впустила Бонни и Жана в квартиру, а потом и провела в гостиную. Эдвард поспешно встал с кресла и шагнул им навстречу. Бонни обнял, дядю своей Лисбет поприветствовал радушным рукопожатием.

— Мсье Дюкен, располагайтесь, будьте как дома! — сказал он по-французски.

— Спасибо, мсье, вы очень любезны.

Негоциант повернулся к Бонни, чьи щечки раскраснелись от смущения, и тихонько попросил побыть для него переводчиком.

— Я очень рад принимать в своем доме близкого родственника моей приемной дочки, которую я люблю всем сердцем, нашей дорогой Лисбет!

Бонни перевела, а следом — и ответ своего жениха, уже для мистера Вулворта:

— От имени моего отца Антуана и старшего брата Пьера позвольте вас поблагодарить за то, что приютили Элизабет и прекрасно ее воспитали.

Мужчины улыбнулись друг другу. Мейбл, в свою очередь, подошла и крепко обняла бывшую домоправительницу.

— Вы — настоящий бриллиант, Бонни, и после вашего отъезда я не раз в этом убеждалась, — сказала она. — Лисбет рассказала, что вы с Жаном намерены заняться коммерцией. Так вот, я кое-что хочу вам предложить! Поговорим об этом после ужина.

— Как Лисбет, мадам? — Бонни понизила голос до шепота, украдкой поглядывая на молодую женщину, сидевшую на софе.

— Наша крошка страдает, — прошептала в ответ Мейбл. — Но мы окружим ее любовью и постараемся отвлечь!

Элизабет видела, что они шепчутся, но осталась совершенно безучастной. Разумеется, речь о ней, о ее трауре. Такого рода разговоры и жалостливые взгляды ей теперь придется терпеть ежедневно, ведь все члены семейства Вулвортов захотят ее навестить и выразить свои соболезнования.

Уже назавтра Элизабет наметила поход по магазинам — нужно переодеться в черное. И размышляла об этом, когда вдруг ощутила на себе чей-то взгляд. Джудит наблюдала за ней, стоя в дверном проеме витражной двери, отделявшей гостиную от столовой.

«Зачем так на меня смотреть? Странно…» — удивилась она про себя, однако ощущения у нее были не самые приятные.

— Лисбет, пожалуйста, покажи гостям их комнаты, — ласковым тоном попросила Мейбл. — Мистер Дюкен хочет привести себя в порядок и переодеться к ужину.

— Но ма\ Бонни не хуже меня знает, где что. Ведь так, Бонни? Ты вполне можешь показать дяде Жану квартиру. Конечно, если ты, ма, не против.

— Пусть будет по-твоему, дорогая!

Жан старался не показывать, насколько все, что его окружало, было для него в новинку. И собирался сегодня же вечером написать родным в Монтиньяк, рассказать и про исключительную архитектуру Дакота-билдинг, и сногсшибательную роскошь квартиры Вулвортов.

— Я не представлял, что бывают такие дома! — сказал он Бонни, едва они вышли в коридор с навощенным паркетным полом и стенами, отделанными дубовыми панелями насыщенного медового оттенка. — И всюду — хрустальные люстры, и великолепная мебель, и статуэтки, и разные красивые безделушки!

— Но тебе нравится?

— Не очень. Я впечатлен, но жить бы тут не хотел. У меня другие вкусы. Хватит симпатичной квартирки, лишь бы ты была со мной, моя Бонни, днем и ночью!

В это время Эдвард предложил жене бокал шампанского. И, после короткого колебания, подал еще один Элизабет.

— Я купил это шампанское, чтобы отпраздновать твое возвращение, — сказал он молодой женщине. — Прошу, Лисбет, не сочти бестактностью то, что я все-таки его откупорил, несмотря на твое горе и траур. Хорошее вино придает нам сил!

— Бестактность? С твоей стороны? Па, что ты такое говоришь? Ни ты, ни ма просто на это неспособны. Вы знаете, почему я сбежала из Гервиля. Тот, кто уверял меня, что нежно любит, хочет заботиться, оказался человеком аморальным, настоящим чудовищем. Преступником. Он разрушил жизнь моих родителей и мою. И после этого, милый мой па, упрекнуть тебя в желании выпить шампанского? Я с радостью составлю тебе компанию, только возьму тост с семгой. Я проголодалась.

К Мейбл понемногу возвращалось хорошее настроение и беззаботность. Она обняла Элизабет за плечи.

— Можно мы с Эдвардом будем называть тебя дочкой, не добавляя «приемная», и вообще без уточнений? — попросила она. — Удочерить тебя официально мы не можем, но ты навсегда наше обожаемое дитя!