Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [44]

Мейбл, услышав это, украдкой вздохнула с облегчением. И поблагодарила Бонни улыбкой, полной симпатии.

Они с Жаном шли уже не меньше двух часов. Время от времени Бонни задерживалась перед какой-нибудь витриной. Так, в булочной она купила пончиков, и они съели их на ходу, смеясь и подмигивая друг другу.

Жан улыбался всякий раз, когда они слышали разговоры местных жителей.

— Мне нужно поскорее выучить английский! А наставницей будешь ты, ненаглядная моя невестушка, — заявил он после того, как Бонни перебросилась парой фраз с одной цветочницей.

— А кроме этого, если у нас все-таки будет магазинчик, — еще и азы итальянского и немецкого! — сказала Бонни, радуясь в душе, что они с Жаном так хорошо ладят. — Видишь те высокие деревья? Нам нужно пройти через Сентрал-парк. Это там Элизабет, тогда шестилетняя малышка, спала на скамейке! Но Господь ее уберег, ведь в мире столько негодяев, которые могли ее обидеть. Столько сирот пропадает без вести, а еще скольких принуждают делать всякие пакости…

— Увы, по прошествии десяти лет моя наивная племянница оказалась в лапах Лароша! Обычно я об этом молчу, Бонни, но стоит вспомнить, что Элизабет пережила в апреле, как мне хочется его прикончить! А теперь новое несчастье: она вдова в девятнадцать лет!

Бонни печально кивала. И крепче сжимала локоть жениха, который зачарованно разглядывал фасады высоких домов, раззолоченные заходящим солнцем.

— Скоро мы будем на месте, поэтому вот наш первый урок, — сказала она жизнерадостным тоном, чтобы его отвлечь. — Мы находимся на Манхэттене, это один из пяти районов Нью-Йорка. По-английски район будет «borough»[22]. Ты должен научиться хорошо ориентироваться в городе. Итак, пять районов: Манхэттен, Бруклин, Квинс, Бронкс и Статен-Айленд. В Квинсе у меня живет дядя, мы пригласим его на свадьбу.

— А в Бронксе убили Гийома! — вспомнил Жан. — Бедный мой брат! Он приехал сюда с разбитым сердцем, без жены и с шестилетней Элизабет на руках. Ему было не до красот Нью-Йорка! А теперь трагедия повторилась для Элизабет. Она так радовалась, что возвращается сюда с Ричардом! Они планировали венчание в церкви… На причале на нее было жалко смотреть!

— Ты прав, мадам очень расстроилась, когда увидела ее такой — исхудавшей, бледной до синевы, в мрачной одежде.

— Бонни, мне неприятно, когда ты называешь Мейбл Вулворт мадам. Ты больше не ее домоправительница и не служанка моей племянницы!

— Тут ничего не поделаешь. Я никогда, слышишь, никогда не смогу говорить ей ни «Мейбл», ни «миссис Вулворт». Она либо станет надо мной потешаться, либо ей будет некомфортно. Они с мужем — хорошие, порядочные люди, Жан.

А Дакота-билдинг, в котором Вулворты живут, — и вовсе сказочный замок! Ты сам увидишь. Там и электричество, и центральное отопление, и четыре лифта, и даже площадка для игры в крикет на крыше. Свою первую ночь в Америке ты проведешь в роскошнейшей из резиденций!

— Такой роскоши я даже представить не могу! — улыбнулся Жан, прогоняя мрачные мысли. — И знаешь, Бонни, мне кажется, что этот огромный город меня принимает! И я слышу, как его сердце стучит у нас под ногами… Только представь: вся моя жизнь прошла в Монтиньяке, на берегу Шаранты. Поездка в Ангулем — уже приключение! А теперь я в Америке. И это только твоя заслуга, Бонни.

Эти слова Жан Дюкен подкрепил поцелуем. Планы на будущее у этого нового гражданина Нью-Йорка были наполеоновские.

Дакота-билдинг, в тот же день, в тот же час

Элизабет разглядывала комнату, в которой, за малым исключением, все осталось таким, каким было в юности, и печально улыбалась. Мейбл, по ее просьбе, только что вышла.

— Хочу принять ванну, ма, милая, а потом немножко отдохну перед ужином, — пояснила она.

Молодая женщина действительно утомилась, но особенно ее тяготили эмоции, связанные с возвращением в Нью-Йорк. По дороге домой она в общих чертах рассказала приемным родителям, как погиб Ричард. И куда охотнее — о том, как они с Бонни, Жаном, корабельным капелланом и другими пассажирами лечили больных в трюме.

— Я делала что-то полезное, была на своем месте! — подчеркнула она. — Теперь я вдова и буду заниматься благотворительностью, заботиться о сиротах!

Застыв посреди комнаты, роскошно оформленной и обставленной, молодая женщина вспомнила это свое заявление. Что ж, исполнить намерение будет непросто, но Элизабет знала, что не отступит.

— В противном случае горе убьет меня, — тихо проговорила она.

Раздеваясь, Элизабет заметила на окнах новые занавески — очень красивые, из расшитого синей нитью тюля, а еще несессер с набором зеркал и расчесок для волос, серебряных, украшенных слоновой костью. То был подарок Вулвортов к ее возвращению. На инкрустированном комоде стоял великолепный букет белых роз. Столько приятных знаков внимания… Но горе Элизабет от этого стало только острее.

— Ричард, я по тебе скучаю! — прошептала она. — Знаю, сегодняшний вечер мы бы все равно провели порознь, но я бы радовалась, что увижу тебя уже завтра!

Муж, как того требовали правила хорошего тона, намеревался провести первые несколько дней по возвращении не в резиденции Вулвортов, а у своего отца.