Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [32]

— Вода обрушилась на палубу с такой силой, что их попросту смыло за борт. И, судя по всему, унесло далеко от парохода. Утром мы спустили шлюпки в надежде их разыскать.

У Элизабет не было слов, чтобы выразить свое смятение и горе. Она не плакала

— замерла, опираясь на локоть, и была очень бледна. Мокрые распущенные волосы липли к щекам.

— Ричард не умеет плавать, — жалобным тоном промолвила она. — Пожалуйста, уйдите, я хочу побыть одна. Бонни, дядя Жан, выйдите бога ради!

— Мадам, на вашу долю выпало еще одно тягчайшее испытание, — мягко начал капитан. — И я, со своей стороны, не стану вас обнадеживать. «Гасконь» выдержала шторм, но вы совершенно правы, судно не движется, а дрейфует. Карданный вал поврежден со вчерашнего вечера, и это большая проблема, потому что после недавней модернизации парохода паруса упразднили, сочтя их ненужными[17].

Бонни и Жан слушали, ни один не сдвинулся с места. Они и не думали исполнять просьбу Элизабет — оставить ее в одиночестве.

— Остается добавить, что мсье Дюкен правильно сделал, настояв на нашей встрече. В твиндеке много детей болеет, предположительно тифом. Поэтому советую вам оставаться в каюте.

И капитан, очень импозантный в своей униформе с золотыми пуговицами, попрощался. Уже на пороге, держа белую фуражку в руке, он еще раз поклонился Бонни. Жан закрыл за ним дверь, прошел к кровати и присел на ее край. Элизабет демонстративно отодвинулась к стенке, ее голубые глаза метали молнии.

— Ты виноват, что Ричард утонул! — заявила она. — Уйди! Тебе на всех наплевать

— и на меня, и на Бонни! Ну конечно, такой герой — в шторм идти к капитану! А я так радовалась, что вас переселят во второй класс, где намного комфортнее. Но теперь все кончено и Ричарда я больше никогда не увижу. Я — вдова в девятнадцать, дядя Жан, и по твоей вине!

— Элизабет, милая, не говори так! — попыталась протестовать Бонни. — Ведь в таком случае я тоже виновата!

— И ты виновата, да! Уходите оба! Вон! У меня умер муж, и я хочу поплакать в тишине, без ваших лицемерных утешений.

Жан тихо выругался, встал и подтолкнул Бонни к двери. Когда они исчезли из поля зрения, Элизабет легла и разрыдалась.

— Почему? Ну почему, Господи? — стонала она.

У нее вырвался хриплый крик отчаяния и растерянности. Сжимая кулачки, молодая женщина зашлась в судорожных рыданиях.

— Лучше б я утонула в Сене! Тогда бы Ричард был жив, — сетовала она. — И я же знала, знала! Эта стена из воды — я ее видела во сне. Почему? За что?

И Бонни, которая стояла по ту сторону двери в коридоре, не выдержала: вернулась обратно в каюту и принялась ее утешать.

— Элизабет, моя хорошая, не прогоняй меня! — взмолилась она. — Я хочу разделить с тобой твое горе, утешить тебя, как это было всегда!

У Элизабет не было сил возражать, и она бросилась подруге в объятия.

— Все пройдет, моя хорошая, все уладится, — приговаривала Бонни, баюкая ее, как ребенка. — Ты поплачь, и тебе станет легче. Твоя правда, я во всем виновата, да только ничего не исправишь… Это я отправила Ричарда искать Жана, из-за меня он погиб. Сам погиб, а Жана спас! Мы собирались тебе рассказать, когда ты очнешься.

— Так расскажи! — нетерпеливо потребовала Элизабет.

— Насколько мне известно, Ричард нашел Жана на корме, с разбитой головой, в почти бессознательном состоянии. Рядом был еще один раненый, матрос. Мачта сломалась и упала прямо на них. Твой муж позвал на помощь, а потом сумел самостоятельно вытащить из-под обломков и Жана, и второго бедолагу. Если бы они остались лежать на палубе, придавленные, когда корабль накрыло волной, тут бы им и конец! Капитан говорит, это был геройский поступок.

В Элизабет снова вскипела ярость, хотела она того или нет. Чем быть вдовой героя, она бы предпочла, чтобы он сейчас вошел, ласково посмотрел на нее своими янтарными глазами, обнял крепкой мужской рукой…

— Я его любила! — воскликнула она. — Бонни, мы с ним были счастливы! Но я проклята, теперь я это точно знаю. Все, кого я люблю, погибают. Их всех у меня отняли — маму, папу, Ричарда. И я тоже хочу умереть. Слышишь, я хочу умереть! В этот раз сил у меня не осталось.

— Нет, даже не думай об этом! Вчера, когда офицер принес тебя в каюту, — недвижимую, мокрую, я решила, что ты умерла. И поняла, что у меня больше никого нет на этом свете дороже тебя, моя Лисбет! Уж как я себя укоряла, что бросила тебя и побежала к Жану! А потом доктор тебя осмотрел и говорит: жива! Но я все равно рыдала не переставая. Капитан прислал мне в помощь женщину из обслуги. Она меня утешила, показала, что ты правда еще дышишь. Помогла тебя раздеть и растереть теплыми полотенцами, смоченными водкой. Элизабет, я тебе, конечно, не родня, но я люблю тебя всем сердцем. И я представляю, моя хорошая, какое это для тебя горе.

— Бонни, обними меня покрепче! Прости, я обидела тебя напрасно.

Женщины обнялись и плакали вместе, забыв о времени и обо всем вокруг. Звенящая тишина — вот что вернуло их к реальности. Тишина полнейшая, словно на борту парохода они остались одни.

— Хочу на палубу, — сказала Элизабет.

— Нам всем приказали не выходить из кают.

— Мне плевать на запреты! Я должна увидеть океан, Бонни, так нужно! Что, если Ричард все-таки выжил и его привезут на лодке?