Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - [3]

Господи, спасибо, спасибо! — обрадовалась молодая женщина, как зачарованная глядя на кровь.

И с этими словами — крик души, ни больше ни меньше, — она беззвучно заплакала, а на лице ее отразилось безмерное облегчение.

Ричард Джонсон сидел, прислонившись спиной к парапету моста Пон-Неф. Его в буквальном смысле не держали ноги. Бледный, с искаженным страданием лицом, он не замечал ничего вокруг. Жестокая утрата — вот единственное, о чем он мог думать. Перед глазами стояла драгоценная Лисбет, какой он впервые ее увидел. Вот она спускается с карусели в Сентрал-парке, и на ее ярких розовых губках сияет счастливая, совсем еще детская улыбка… Она сразила его своей красотой, ясным взглядом голубых глаз, своей танцующей походкой.

Жандармы между тем все еще наблюдали за рекой, усеянной множеством лодок. Пансионерок увели, зеваки тоже разбрелись. Остался только старик, с сочувствием поглядывавший на горюющего парня. Он даже попытался его утешить, но американец словно не слышал его. Удар судьбы оказался слишком силен, и у него ни на что не было сил — даже чтобы утопиться самому.

— А может, мсье, все-таки это была не она? — неожиданно вскричал Ричард, обращаясь к старику. — На той девушке точно было желтое платье и черные лаковые туфли? И она была шатенка, вы уверены?

— Да, все как вы говорите, — с сожалением глядя на него, ответил старик. — Красивая молодая девушка. Вот горе!

Ричард с трудом сдержался, чтобы не заплакать. С чем он вернется на улицу Мазарини? Когда он бросился вслед за Элизабет, Бонни не было дома, но теперь она вернулась и наверняка тревожится, не зная, где они. Сердце словно тисками сжало при мысли, что придется сообщить ужасное известие женщине, которая последние двенадцать лет была для Элизабет верной наперсницей и подругой! Что до ее дяди Жана, то он нашел работу в парижском торговом квартале Лез-Аль и вернется только вечером.

— Все, ухожу!

Ричард Джонсон резко вскочил на ноги. Он все еще был очень бледен. Но тут старший по званию жандарм счел нужным его расспросить. Молодой человек был вынужден назвать свое имя, имя невесты и адрес проживания. Жандарм завершил разговор так, что у Ричарда в груди похолодело:

— Тело непременно выловят ниже по течению, мистер Джонсон, хотя, думаю, не очень скоро. Завтра или послезавтра, а может, и через неделю. Вас вызовут на опознание, вдруг это и правда мадемуазель Дюкен.

Ричард кивнул, чувствуя, как в висках стучит кровь. Ему было так плохо, что он не сразу уловил смысл сказанного другим жандармом. А тот как раз указывал на моторное судно, причалившее в непривычном месте — у набережной Конти.

— Аджюдан[4], мы не видели эту лодку, потому что ее загораживала стрелка острова Сите и деревья на площади Вер-Галан! Кажется, они вытащили кого-то из воды. Женщину!

Ричард, у которого немилосердно шумело в ушах и к горлу подкатывала тошнота, как раз повернулся, намереваясь уйти. Услышав это, он замер. Это была отчаянная, но все-таки надежда.

В больнице Л'Опиталь-де-ла-Шаритэ, час спустя

Элизабет, в длинной белой ночной сорочке, приятно пахнущей мылом, лежала на узкой больничной кровати и… чувствовала себя совершенно счастливой. Приступообразную боль внизу живота она приняла как благословение. Седовласая медсестра подошла поправить у нее на груди одеяло, которое молодая женщина терзала пальцами.

Постарайтесь лежать спокойно, мадемуазель, — посоветовала она доброжелательно и в то же время строго. — Ваше счастье, что вас так быстро спасли. А могли бы и задохнуться. Течением вас вынесло к барке, и, благодарение Богу, хороший пловец вас вытащил.

На все это молодая женщина отвечала тихо и смущенно: «Да, да, я знаю». Она не вполне еще осознала всю серьезность своего отчаянного поступка, но ни о чем не жалела, потому что чудо случилось.

«Будь у меня силы, я бы закричала от радости, увидев кровь в лодке! И когда заболел живот, тоже!» — думала она. Сейчас у Элизабет было одно желание: увидеть свою ненаглядную Бонни и чтобы та ее обняла. «Расскажу ей правду. Больше не могу молчать, — размышляла молодая женщина, радуясь, что осталась жива. — Ричард тоже должен знать. Даже если потом не захочет на мне жениться».

Слева и напротив были еще кровати, еще пациенты. Стоны, хриплый шепот… Элизабет им искренне сопереживала, ведь те, другие, мучились от телесных недугов, а она хотела покончить с собой из-за моральных терзаний, ставших невыносимыми.

«Завтра же, если отпустят из больницы, пойду исповедуюсь! — решила она. — Нужно будет еще дать денег этим славным людям и их племяннику, ведь им пришлось нанять фиакр, чтобы отвезти меня в больницу. Но как? Они собирались сразу отплыть, они сами так сказали».

Элизабет снова нервно затеребила одеяло. Если семья Дюрье и правда продолжит путь, она не сможет с ними расплатиться!

Опять подошла медсестра, и вид у нее был суровый.

— Мадемуазель, прошу, не надо волноваться. Мы уже послали человека по указанному вами адресу. Ждать осталось недолго.

— Да, да, простите! Но я сейчас думаю о тех, кто меня спас. Я даже не успела их как следует поблагодарить.

Это изящное, бледное лицо, этот умоляющий взгляд голубых глаз… Медсестра растрогалась. Погладила Элизабет по влажному лбу, улыбнулась, поправила мокрый еще завиток каштановых волос.