Сирия старая и новая - [22]

ХАЛЕБ

Халеб

Вечер опустился на Халеб мгновенно, как это бывает в южных городах. Зажглись огни улиц. Гудки машин перемежались с шумом спешащей толпы. Мы ужинали в ресторане гостиницы «Турист». Усталость после долгой дороги была настолько сильной, что не хотелось говорить. На столе появилась знаменитая мезза — бесчисленные холодные закуски на мелких тарелочках: острые огурчики, муттабыль — тертый баклажан с оливковым маслом, редиска, зеленый лук, маслины и т. д. Любителям предлагался широкоизвестный арак. Бесшумно двигались официанты, склонялись над столиками, спешили на призывные хлопки в ладоши. Настраивали инструменты музыканты — молодые ребята, армяне (процент армянского населения в Халебе особенно велик).

Оркестр заиграл. Печальная музыка обволакивала сознание. Ведущая скрипка рассказывала нечто безмерно печальное, рыдала безутешно и мучительно, и не было конца этой тоске. Казалось, весь мир погружен в горе. Не было человека в зале, не захваченного властной силой этой музыки, заставлявшей сжиматься сердце. Смолк специфический шум ресторана. «Что они играют?» — «Знаете, песню эту написал не композитор, а просто любитель, армянин. Он из нашего города. Его близкие погибли во время резни, учиненной турками в 1915 году. В память о тех страшных днях он написал эту песню без слов».

Тысячи армян, измученных, усталых, шли тогда по пыльным дорогам. Им помогали арабы, турки, курды. Подняла голос протеста международная интеллигенция. Даже губернатор Джамал-бей телеграфировал в Стамбул: «Я являюсь губернатором этой провинции и не могу быть ее палачом». Но вскоре он был убран со своего поста.

Халеб наблюдал не только эту трагедию. На протяжении своей долгой истории город был ареной многих жесточайших столкновений, опустошительных набегов древних народов. Стон и плач сопровождали толпы уводимых в рабство. Стены древней цитадели могли бы поведать немало рассказов о мужестве жителей города. Византийский император Никифор Фока в X веке захватил Халеб, разграбил и сжег его, но взять крепость не смог. Никифор Фока решил покинуть город, но его молодой, энергичный племянник Теодор не оставлял надежды взять цитадель. Византийцы подошли к самым ее воротам, где Теодор, поднимая дух воинов, обратился к ним с речью. В порыве красноречия он забыл об осторожности. Ворота за его спиной приоткрылись и некая женщина ловким и сильным ударом камня оборвала не только речь, но и жизнь юноши. Византийские войска возвращались в глубоком трауре. В цитадели наступило ликование, однако ненадолго. Последовало страшное возмездие. Никифор, отобрав 12 тысяч жителей города, заставил их встать на колени перед крепостью и обезглавил на глазах онемевших от ужаса ее защитников. После этого, так и не взяв цитадели, Никифор отступил, оставив за собой совершенно разрушенный город.

В XV веке Халеб подвергся не менее разрушительному нашествию легендарного Тимура. По крутым стенам цитадели карабкались люди, лошадиное ржание сливалось с криками раненых и умирающих. Град камней и потоки горящей смолы сметали нападающих, но по живому месиву тел поднимались другие в неистовом стремлении овладеть крепостью. Шел 1401 год — год покорения Тимуром Сирии. Тысячи ремесленников, знаменитых ткачей, чеканщиков, резчиков по камню были насильно вывезены тогда из Халеба. Но город продолжал жить, устояв не только перед завоевателями, но и перед землетрясениями, оставившими на нем свои следы.

Музей в Халебе отражает жизнь Сирии на протяжении многих веков, а также те культурные тенденции, которые характерны для страны, идущей по пути прогрессивных социальных преобразований. Он расположен в центре города, в светлом доме, окруженном небольшим садом. Символична судьба этого здания. Оно было выстроено во времена французского мандата и предназначалось для городского муниципалитета. Однако политические события изменили многое. Городом стали управлять сирийцы, и решением национального городского совета здание было передано музею.

У входа в музей три огромные фигуры из серого камня подпирают портик. Это триада из древнего арамейского города Гузана — статуи двух богов и богини. Массивные ноги богов топчут спины животных. Композиция на редкость выразительна. Пасти львов злобно оскалены, глаза сверкают, рога быка угрожающе выставлены вперед. Непропорционально огромные, с яркими белками и черными обсидиановыми зрачками глаза богов производят неизгладимое, жуткое впечатление. Этими мистическими глазами смотрит на нас сама древность. Когда-то скульптуры поддерживали портик дворца арамейского правителя. На платье женского божества Иштар выбит клинописный текст: «Это дворец Капара. Мой дед и отец умерли и стали бессмертными, но не смогли сделать того, что сделал я. Если кто-либо сотрет мое имя, чтобы поставить свое, то пусть семь его сыновей будут сожжены перед Хаддадом (главный бог Гузаны. — А. Д.)». Угроза, видимо, хорошо действовала на протяжении веков.

Боги удивительно напоминают крестьян: крепкие икры, босые ноги. На Хаддаде короткая рубаха и мешковатые штаны — такие до сих пор носят крестьяне Северной Сирии. В правой руке он держит жезл, левая лежит на рукояти кинжала. В изобразительном искусстве, как и в гимнах того времени, ярость бога сравнивалась с львиной, а мощь — с силой дикого быка. Вполне естественно, что рядом со скульптурами богов — изображение льва, чье напряженное тело олицетворяло силу, ярость и своеобразную грацию.