Сирия - перекресток путей народов - [57]

Священник подводит меня к окну каморки. Великолепный вид открывается перед моим взором: глубоко внизу под нами — серые домишки деревни, перед нею — зеленая долина, а вдали простирается необозримая, безграничная Сирийская пустыня. Священник показывает на скалу вблизи монастыря и говорит: «Иисус Христос». В первый момент это до меня не доходит, но вдруг мне становится понятными его слова. Обладая некоторой толикой воображения, можно во внешних очертаниях крутой скалы различить профиль лица, а при большом желании увидеть в них черты Лица спасителя, как о них сообщает легенда.

Обратно в Дамаск я еду не по асфальтированной автостраде, а по каменистой дороге, протянувшейся у подножия отвесной стены на многие километры и напоминающей Китайскую степу. На полпути мне встречается еще один византийский монастырь, который гоже стоит на горе и как крепость возвышается над деревней Седнайя. Он дает ирнют большому числу монашенок, которые сразу же гостеприимно принимают пришельца, угощают его чаем и ведут затем сквозь лабиринт дворов, лестниц, ходов и террас в небольшую часовню. Живопись над дверью воспроизводит историю монастыря: император Юстиниан будто бы в 550 году проезжал эти места во время военного похода против персов. Император был страстным охотником. Однажды он преследовал оленя и вдруг, когда уже натянул тетиву, олень исчез, а вместо него явилась дева Мария, которая повелела ему построить на этом месте монастырь. Юстиниан сделал это, и первой настоятельницей монастыря стала одна из его сестер.

Сняв обувь, я вхожу в часовню. К несчастью, очень темно. Стены сплошь завешаны древними иконами в серебряных и золотых окладах. Но при плохом освещении немного увидишь. Самое ценное сокровище монастыря — изображение божьей матери, выполненное, как полагают, рукой евангелиста Луки. Лука, врач по профессии, был страстным живописцем-любителем, и поэтому этот святой считается покровителем живописцев.

Под влиянием Византии

Христианство, возникшее на Востоке и впитавшее в себя восточные традиции, быстро распространилось на огромные территории сирийско-палестинского региона. Вскоре посланники христианства стали стремиться распространить повое учение в Европе. Особое усердие проявил здесь наряду с Павлом апостол Петр; оба за распространение нового учения были казнены в Риме.

Но дальновидные советники римских правителей скоро поняли, что не следует преследовать людей, которые верят в лучшую жизнь на том свете и хотят как можно скорее приобщиться к счастью в загробном мире. Разве не сказал Иисус: «Царство мое не от мира сего!»? Поэтому разве не благоразумнее было бы отнестись с терпимостью к народному движению, направленному на борьбу за счастье в потустороннем мире и даже, может быть, поощрять его? Разве нельзя для того, чтобы идеологически обезоружить и деморализовать народ, извлечь пользу из движения, приверженцы которого требовали: «…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»? Довольно часто апостолы даже призывали своих последователей к послушанию государственной власти. «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от бога», — провозгласил Павел. «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу», — сказал он в другом случае. А Петр в своем требовании пошел дальше: «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым».

Понимание правящими классами того, что христианское движение можно обезвредить и даже использовать его в своих интересах, возведя новое учение в государственную религию, особенно возросло в IV веке. Когда в 324 году Константин, убив своего соправителя Лициния, добился единовластия над Римской империй, он осуществил два решения всемирно-исторического значения: перенес столицу из Италии, которая стала подвергаться набегам германцев, в экономически сильную восточную часть империи, сделав новой метрополией бывшую греческую колонию Византий, и взял под свою защиту христианство. Таким образом сложилась ситуация, которая определила развитие в последующем тысячелетии.

После гибели Западной Римской империи, развалившейся под ударами варваров, центр политического и духовно-культурного развития полностью переместился в Византию. В то время как города Запада приходили в упадок и козы паслись даже на Капитолии, в Восточной Римской империи в условиях изменившейся общественной структуры (феодализма) культура и наука достигли нового расцвета. Эта империя включала в себя наиболее зажиточные и высокоразвитые в культурном отношении области древнего Рима: Балканский полуостров, Малую Азию, Сирию, Палестину и Египет. Это были те части страны, где говорили не на латинском, а на греческом языке. Факел человеческого разума, зажженный в Риме, погас; Европа лежала в глубокой тьме. Но в Византии он вспыхнул вновь и озарил Восток. В рабовладельческий строй стали проникать элементы феодализма, которые постепенно вытеснили его. Уже в середине VI века здесь произошло событие величайшей культурно-исторической важности — разработка норм существующего римского права в «Кодексе Юстиниана». Здесь возникла, являясь прямым продолжением традиций античного строительного искусства, византийская архитектура, которая создала новый стиль — купольную базилику, — наиболее совершенно воплотившийся в знаменитой соборной церкви св. Софии, построенной при императоре Юстиниане в 537 году. Здесь по инициативе наиболее просвещенных слоев общества были созданы крупные высшие учебные заведения с несколькими факультетами, имевшие в своем распоряжении огромные библиотеки. Отсюда средневековая Европа получала важные импульсы. Но прошли еще столетия, прежде чем луч, исходящий из Византии, достиг Европы.