Сириус - [44]

Поручик проснулся. Керосиновая лампа догорела. Фитиль дымил.

Слышался шум грузовика, пьяные голоса… Из Петрограда ехали солдаты. В дверь постучались и, не дожидаясь ответа, начали бить прикладами. Ввалилась толпа с ружьями, с красными бантами.

— Что вам здесь нужно?

— А вот мы посмотрим, что нам надо, господин ахвицер. Это для чего вы так окна закутали? Что вы здесь делали?

— Обыскать! — скомандовал какой-то бас.

— Не трогать мои бумаги! — закричал проснувшийся астроном. Но их уже начали рассыпать по полу.

— Ребята, да у них тут черный кабинет! Они в Германию секреты отправляют!

Столпились около аппарата и изучали его винтики и крючочки.

— Что вы делаете? Вон отсюда!

Первого же стоявшего около прибора он толкнул так, что тот упал. Но другой изо всей силы ударил ученого прикладом по голове.

— Убили! Убили! — закричал поручик, бросившись к несчастному. — За что!

— За что?.. А ты кто? Ты настоящий шпион и есть… Братцы, берите бумаги-то! Там разберутся. Вот и ясно, что они передавали немцам… От царицы получали да от Распутина… Бери и этого!..

В завязавшейся борьбе поручик вырвал у кого-то ружье и начал работать прикладом так, что нападавшие вылетали вон один за другим. Маленький курносый щелкнул затвором и выстрелил.

Дондуа не упал, не лишился чувств, но понял, что случилось непоправимое. Когда грузовик ушел, население астрономического городка собралось к дому. Поручика хотели везти к доктору, но он умолял помочь ему добраться до дворца. «Мне надо! Мне надо!..» Его уговаривали, указывали на сильное кровотечение… «Нет! Нет! Я должен быть там…»

Привели лошадь, запряженную в легкие санки. Ехали медленно, чтобы кровотечение не усиливалось от тряски. Слабел с каждой минутой. Проехали Кузьмино, достигли Египетских ворот.

— Теперь совсем близко, — сказал провожатый.

У дворцовой решетки Дондуа вышел из саней и поплелся к главным воротам, оставляя кровавый след на снегу. Ворота оказались открытыми. Из них выходили войска. Гвардейский батальон, артиллерийская часть и рота железнодорожного полка покидали дворец, оставляя его беззащитным. Их уход камнем ложился на сердца остающихся.

Появление раненого поручика усилило мрачные предчувствия.

Его отнесли вниз и уложили на какой-то стол.

Бенкендорф, полагавший, что поручик неспроста отлучался из дворца, счел нужным доложить о его возвращении государыне. Когда она пришла, он был совсем слаб.

— Что вы мне хотите сказать?

— Ее высочество!.. Ее императорское высочество!.. — бормотал поручик.

Царица недоумевала. И вдруг поняла. Приказала привести Марию Николаевну и оставить их троих в комнате.

— Ее высочество здесь, — сказала она.

Умирающий открыл глаза, увидел бант в волосах и расцвел в улыбке.