Поручик проснулся. Керосиновая лампа догорела. Фитиль дымил.
Слышался шум грузовика, пьяные голоса… Из Петрограда ехали солдаты. В дверь постучались и, не дожидаясь ответа, начали бить прикладами. Ввалилась толпа с ружьями, с красными бантами.
— Что вам здесь нужно?
— А вот мы посмотрим, что нам надо, господин ахвицер. Это для чего вы так окна закутали? Что вы здесь делали?
— Обыскать! — скомандовал какой-то бас.
— Не трогать мои бумаги! — закричал проснувшийся астроном. Но их уже начали рассыпать по полу.
— Ребята, да у них тут черный кабинет! Они в Германию секреты отправляют!
Столпились около аппарата и изучали его винтики и крючочки.
— Что вы делаете? Вон отсюда!
Первого же стоявшего около прибора он толкнул так, что тот упал. Но другой изо всей силы ударил ученого прикладом по голове.
— Убили! Убили! — закричал поручик, бросившись к несчастному. — За что!
— За что?.. А ты кто? Ты настоящий шпион и есть… Братцы, берите бумаги-то! Там разберутся. Вот и ясно, что они передавали немцам… От царицы получали да от Распутина… Бери и этого!..
В завязавшейся борьбе поручик вырвал у кого-то ружье и начал работать прикладом так, что нападавшие вылетали вон один за другим. Маленький курносый щелкнул затвором и выстрелил.
Дондуа не упал, не лишился чувств, но понял, что случилось непоправимое. Когда грузовик ушел, население астрономического городка собралось к дому. Поручика хотели везти к доктору, но он умолял помочь ему добраться до дворца. «Мне надо! Мне надо!..» Его уговаривали, указывали на сильное кровотечение… «Нет! Нет! Я должен быть там…»
Привели лошадь, запряженную в легкие санки. Ехали медленно, чтобы кровотечение не усиливалось от тряски. Слабел с каждой минутой. Проехали Кузьмино, достигли Египетских ворот.
— Теперь совсем близко, — сказал провожатый.
У дворцовой решетки Дондуа вышел из саней и поплелся к главным воротам, оставляя кровавый след на снегу. Ворота оказались открытыми. Из них выходили войска. Гвардейский батальон, артиллерийская часть и рота железнодорожного полка покидали дворец, оставляя его беззащитным. Их уход камнем ложился на сердца остающихся.
Появление раненого поручика усилило мрачные предчувствия.
Его отнесли вниз и уложили на какой-то стол.
Бенкендорф, полагавший, что поручик неспроста отлучался из дворца, счел нужным доложить о его возвращении государыне. Когда она пришла, он был совсем слаб.
— Что вы мне хотите сказать?
— Ее высочество!.. Ее императорское высочество!.. — бормотал поручик.
Царица недоумевала. И вдруг поняла. Приказала привести Марию Николаевну и оставить их троих в комнате.
— Ее высочество здесь, — сказала она.
Умирающий открыл глаза, увидел бант в волосах и расцвел в улыбке.
