Сионская любовь - [54]

Шрифт
Интервал

Амнон уселся за стол и принялся писать письмо, не останавливая слез.

«Любимая Тамар, голубка моя! Объясни, чем согрешил перед тобой. Кара велика беспредельно. Изгнав, лишила меня Божьей милости. Простой пастух не смел и думать о прекрасной дочке придворного вельможи. Твоей любовью я был заново рожден и вдохновлен на то, что совершил для нас обоих. Молю, любимая, дай надежду! Вспомни письмо из Нинвэ: «Цени надежду жизнью».

Ты одарила меня счастьем любить. Дух мой, смелость, ум — твое произведенье. Я вознесен и вмиг повержен. Какая сила двигала рукой творца, разбившего свое творенье в черепки?

Твой приговор ошеломил и оглушил. Любимая, покуда не вернешь ответ, я — камень в праще: не знаю ни пути ни цели. Помнишь ли Бейт Лехем? Молю, Тамар, верни былое счастье! Иль объясни, за что наказан.

Шлю тебе дар, как в былые дни. Будет принят сладкий напиток любви — и сердце мое взовьется ввысь. А вернется назад, отверженный и горький, как измена — и уделом моим станет чужбина. Молча, с любовью даже, снесу беды и горести. Сердцу скажу: «Терпи. Изгнание — это воля Тамар!»

Любимая! В твоих руках моя судьба — жизнь и смерть, счастье и горе, честь и позор. Ответь, Тамар: рай или ад, что Амнона ждет?»

Амнон завершил труд и отдал на суд Зимри.

— Читай!

Зимри читал и перечитывал письмо, попеременно придавая лицу то восторженное, то горестное выражение. Амнон, сидя за столом и обхвативши голову руками, все что-то бормотал бессвязно.

— Ах, Тамар! Где я был? Где я сейчас? Что ждет меня? Горе мне, горе!

Полагая, что пришел момент положить предел стенаниям и толкнуть события вперед, Зимри вернул Амнону письмо и заговорил.

— Пусть тверже железа сердце возлюбленной, в мягкий воск обратит его жар твоих слов. Лишь дикая львица, к вкусу крови привыкшая, не выпьет этих речей нектар. Если столь дивные строки не встряхнут душу Тамар — нечего горевать, беги от нее прочь! Завтра, завтра решится! Надейся, и я надеюсь. А сейчас приготовь свой дар и утешься сном.

Амнон наполнил кувшин молодым вином, нагрузил блюдо гроздьями винограда, лег и уснул. А Зимри тихо-тихо подобрался к кувшину и влил яду. И никто не видел, и Пура не узнает, и висит над Сионом ночная тьма.

Добр или зол солнца свет? И праведные и грешные души равно согреваются небесными лучами. Светлые надежды и черные умыслы ждут не дождутся утренней зари.

Рассвело. Амнон вручает Пуре дар и письмо. Зимри напутствует посланника: «Преуспей и возвращайся с удачей! И да вселит Господь в сердце Тамар раскаяние, и да вернет радость в душу господина твоего!»

И Пура ушел.

— Я пойду вслед за ним, — сказал Зимри, — и принесу ответ. Не известно, какой стороной упадет монета. Вдруг еще пуще озлобится девица, преследовать тебя станет. Пока спрячься и жди.

— Если Тамар от меня лик прячет, чего еще хуже, и зачем мне прятаться? — вздохнул в ответ Амнон.

Ушел Зимри, ласковый дьявол и ангел-губитель. Мысли кипят его, и сердце ликует: «Плод созрел, дело сделано, славный барыш впереди!»

Только Зимри за порог, как вновь появился рассудительный Уц.

— Амнон! Мать и сестра в тревоге — не дождались тебя вчера. А я не сказал им о беде твоей, — выпалил вместо приветствия Уц.

— Вот, я вновь попытался утраты вернуть. Жду ответа Тамар. Не уходи сейчас, тоскливо одному.

— Эх, господин, кабы прежде слушался моих уст, не знал бы сейчас беды. Любовь начинается суетой, продолжается ложью и кончается скорбью. Пламя ее не осветит лик, лишь душу и плоть опалит. Благословен сторонящийся любви! А уж коли попал в соблазна капкан — крепись, и спасение придет, и надежда слезы осушит, — закончил премудрый Уц.

Скука банальной рассудительности искупается долей истины.

Глава 22

Убедительные небылицы

Только солнце взошло над Иерусалимом, как потянулись на рынки жители со всех концов города, гонят на убой крупный и мелкий скот, везут вино и масло, спешат продать плоды своих рук. Иядидья с Тирцей сидят у окна и наблюдают лихорадочное шествие.

— В считанные дни опустеют хлева, овчарни и винные погреба. Пир горой. Похоже, на полста лет вперед животы набить хотят. Страшатся люди, что Санхериву добро их достанется. В страхе больше зла, чем в его причине. В эти дни небеса стенают и слез ждут, а внизу радость бьет ключом, — негодуя, заметил Иядидья.

— Вот-вот в нашем доме стенания и слезы услышим. Завтра свадьба Тамар и Амнона, все припасено, лишь невеста не готова. Ночь проплакала, говорить не хочет. Глупая, верит болтовне пророчицы и боится Амнона, — сказала Тирца.

— Как вступил Амнон под мою крышу, так и пропал покой в доме, и Тамар словно безумная. Оставь ее на волю Господа.

— Вон она в саду, бедняжка. Бежит от меня и жалости не принимает.

— Еще день потерпи, и призовем к ответу: пусть скажет свое желание, ведь ей уж восемнадцать!

Тем временем Зимри, следуя замыслу, вошел в сад. Тамар, держа в трепетных руках послание Амнона, глазами вбирала драгоценные строки. Она читала письмо, а Зимри читал знаки девичьего сердца на лице ее. Уходит гнев, возвращается любовь.

Появляется Маха с кувшином в руках, протягивает его Тамар.

— Стой, госпожа! — вопиет Зимри, — не прикасайся к вину, пощади себя, ты во цвете лет!


Рекомендуем почитать
Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Просчет финансиста

"Просчет финансиста" ("Интерференция") - детективная история с любовной интригой.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Чингиз Гусейнов — известный азербайджанский прозаик, пишет на азербайджанском и русском языках. Его перу принадлежит десять книг художественной прозы («Ветер над городом», «Тяжелый подъем», «Угловой дом», «Восточные сюжеты» и др.), посвященных нашим дням. Широкую популярность приобрел роман Гусейнова «Магомед, Мамед, Мамиш», изданный на многих языках у нас в стране и за рубежом. Гусейнов известен и как критик, литературовед, исследующий советскую многонациональную литературу. «Неизбежность» — первое историческое произведение Ч.Гусейнова, повествующее о деятельности выдающегося азербайджанского мыслителя, революционного демократа, писателя Мирзы Фатали Ахундова. Книга написана в форме широко развернутого внутреннего монолога героя.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.