Сионистское движение в России - [32]

26 июня 1899 года он снова выступил в Лондоне на крупном еврейском митинге. Девять месяцев назад он заявил здесь с полной уверенностью, что возвращение в Сион — дело ближайшего будущего… Теперь же он не привел подробностей своей встречи с Вильгельмом в Иерусалиме, будучи не вправе разглашать их, и публика осталась при впечатлении, что его политическое положение достаточно стабильно. На сей раз Герцль говорил о своих надеждах придти к соглашению с султаном и заявил: «Мы хотим добиться от турецкого правительства «чартера» (Известный термин в истории сионизма. Подробности см. ниже, в следующей главе.) на заселение Палестины под суверенной властью султана».

2. Третий конгресс

Вопрос о «чартере», мимоходом упомянутый на лондонском митинге, был поднят Герцлем через несколько месяцев на Третьем конгрессе, состоявшемся в Базеле 15–18 августа 1899 г.

На конгресс съехались около 280 делегатов. Самая крупная делегация была российская, и она же проявила большую активность как на предварительных собраниях перед конгрессом, так и в прениях на самом конгрессе, а также на своих частных совещаниях по поводу важных вопросов, выносившихся на пленарные заседания.

Во вступительной речи Герцль, как уже говорилось, выдвинул лозунг «чартера»: «Мы стараемся добиться от турецкого правительства «чартера» — разрешения на поселение под верховным покровительством султана. Лишь располагая такой гласной санкцией, содержащей необходимые гарантии публично-правового характера, мы сумеем приступить к широкому практическому заселению». Колониальный банк рассматривался Герцлем как средство и орудие для получения «чартера».

Более подробное разъяснение сущности «чартера» Герцль дал в беседе, состоявшейся у него после конгресса с одним из представителей российской сионистской печати, просившим уточнений. По словам этого журналиста Герцль сказал, что речь идет о получении от правительства Турции разрешения, в соответствии с которым евреи в Сирии и Палестине экономически будут самостоятельны, хотя Палестина по-прежнему будет находиться под суверенной властью султана. Таким образом, евреи будут не только вправе туда эмигрировать, но и заниматься на месте земледелием, производством и торговлей, строительством железных дорог и портов, организацией мореходных компаний, прокладкой мелиоративных сетей и осушением болот — иначе говоря, всем, что необходимо, чтобы превратить этот заброшенный край в культурную страну. Причем в самом предложении нет ничего нового, так делалось всегда: подобный «чартер» получила от правительства Англии Ост-Индская компания. Турция не только не останется в накладе, а наоборот выгадает, так как получит изрядные финансовые преимущества.

В той же речи на конгрессе Герцль отметил в качестве важного события и аудиенцию, данную кайзером Вильгельмом сионистской делегации в Иерусалиме. Герцль не входил в подробности, а только указал на сам факт, что германский император заинтересовался сионистским движением — и это немаловажно.

Что особенно характерно для Третьего конгресса — это появление отчетливой, хотя еще и неорганизованной оппозиции Герцлю и сионистскому руководству в Вене, чего не было на двух предыдущих конгрессах.

Оппозиция сложилась в среде русских сионистов и не только как результат противоречий между «политиками» и «практиками». В основе ее лежало требование предоставления большей независимости сионистским организациям отдельных стран, а также представителям этих организаций, членам Большого исполкома, не проживающим в Вене.

В своем обзоре Третьего конгресса М. Шейнкин, один из активных деятелей российского сионизма, приводит некоторые подробности возникновения оппозиции. Он особенно отмечает Моцкина и д-ра Вейцмана. Во время общих прений по докладу руководства Вейцман затронул, главным образом, вопрос контактов между руководством с одной стороны и членами Большого исполкома и организациями отдельных стран — с другой.

Он критиковал руководство за то, что оно недостаточно информирует членов исполнительного комитета о своей практической и политической работе, а также не советуется с ними по таким серьезным вопросам, как разработка повестки дня конгресса. Об этих людях вспоминают только тогда, когда руководство нуждается в их согласии и подписях, чтобы скрепить какое-нибудь готовое решение. Особенно резко выступил Моцкин. Поддержав мнение Вейцмана об отсутствии достаточной связи между венским руководством и членами Большого исполкома, в результате чего ущемляются права его отдельных членов, Моцкин обрушился на «диктатуру» в сионистском движении, являющемся по своей сущности и природе ярко выраженным демократическим движением. Моцкин сказал:

«Есть моменты, когда диктатура нужна, и в таких случаях я тоже проголосую за диктатуру. Но диктатура всегда явление временное и преходящее. Устойчивые движения не знают диктатуры — в противном случае они долго бы не просуществовали. И поэтому, при всем моем уважении к д-ру Герцлю, оценить деятельность которого у меня было много других возможностей, я хочу, чтобы конгрессом было заявлено, что ответственность за все не должен нести один лишь д-р Герцль, она должна распространяться и на остальных членов Исполнительного комитета, которые должны быть равными и в своих правах. Само доверие, которым пользуется д-р Герцль, придавший нашему движению такой размах, несомненно обеспечит ему преимущественное положение, но это преимущество должно быть законным».