Сионистское движение в России - [11]

Помимо избрания центрального комитета на съезде решили, что Одесса будет местопребыванием временного руководства до создания в Берлине или другом западноевропейском городе постоянной администрации. Пинскер прилагал большие усилия, чтобы из среды евреев Запада найти кандидатов, согласных участвовать в руководстве движением, но таковых не нашлось.

Историк Грец, поначалу согласившийся, тоже отказался под влиянием немецких евреев, резко критиковавших Катовицкий съезд за его националистические тенденции.

Итак, не помогла Пинскеру вся его осторожность при составлении речи и формулировании целей движения: западные евреи, отвернувшиеся от еврейского национализма, усмотрели — и совершенно справедливо — его яркое проявление в самом факте объединения отдельных обществ Ховевей Цион в движение за заселение Эрец-Исраэль. Таким образом, руководство в Одессе превратилось на деле из временного в постоянное.

Катовицкий съезд стал поворотным пунктом в истории движения за возврат в Сион.

Можно сказать, что это был первый сионистский «конгресс» до появления на общественно-политической арене Герцля.

3. Съезд в Друскениках

Второй съезд Ховевей Цион проходил в Друскениках с 16 по 19 июня 1887 года. На сей раз делегаты прибыли только из России и представляли палестинофильские организации, существующие в разных ее частях — на Украине, в Бесарабии, Литве, Польше, центральной России. На съезд приехали тридцать человек из следующих городов: Одессы, Бобруйска, Борисова, Белостока, Двинска, Варшавы, Вильно, Харькова, Елисаветграда, Екатеринослава, Либавы, Мариамполя, Москвы, Минска, Полтавы, Петербурга, Ковно, Кишинева, Ростова-на-Дону, Риги. Кроме ветеранов — руководителей движения, участников Катовицкого съезда — на этот раз прибыло много молодежи. Юг России почти целиком был представлен молодежью.

Среди молодых делегатов на съезде выделялись своей активностью трое: Василий (Зеэв) Берман, талантливый молодой юрист и общественный деятель из Петербурга, глубоко преданный борьбе еврейства России и идее заселения Эрец-Исраэль (умер от туберкулеза в 1896 году в возрасте тридцати четырех лет); Менахем Усышкин, студент-технолог из Москвы (впоследствии один из лидеров сионистского движения, а с 1923 года и до самой своей смерти в Иерусалиме в 1941 году — президент Еврейского национального фонда Керен Каемет ле-Исраэль); Меир Дизенгоф из Кишинева (впоследствии мэр Тель-Авива, умер в 1936 году).

За несколько дней до начала съезда из Петербурга пришло известие, что власти не дали разрешения на создание еврейского общества по заселению Палестины. Пинскер видел в этом отказе тяжелый удар для движения и переселенческой деятельности. Внутренние трения, противоречия между интеллигентами и религиозными ортодоксами, сокращение активности местных организаций и уменьшение их доходов (к моменту съезда в кассах движения имелось, в общей сложности, не более 5300 рублей) — все это сказалось на душевном состоянии Пинскера, находившегося на грани отчаяния. Здоровье его также оставляло желать лучшего: врачи предупреждали, что ему грозит скорая смерть.

Он решил уйти с поста главы движения, хотя это решение далось ему нелегко: заботы о судьбах движения и заселении Эрец-Исраэль не покидали его ни на минуту. Пинскер просил съезд освободить его от обязанностей. Но съезд не принял отставки, настаивая на продолжении им работы, и Пинскер сдался. Раввины не высказывались по этому вопросу, не выступили ни за, ни против его переизбрания. Пинскер расценил это как знак согласия, однако вскоре выяснилось, что дело обстояло не так.

Раввин Могилевер и его сторонники пришли на съезд с намерением первым долгом произвести замену руководства движением, поставив вместо «свободомыслящих интеллигентов» (Пинскера и Лилиенблюма) знаменитых раввинов, пользующихся авторитетом у русского еврейства.

Не все из них заходили так далеко. Некоторые ограничились требованием об отставке одного Лилиенблюма, известного большей свободой взглядов. Один из представителей белостокского отделения, секретарь раввина Могилевера Яаков Бахрах предъявил съезду ультиматум: поставить во главе Ховевей Цион раввинов и сместить «свободомыслящее» руководство. На вопрос, выражает ли он свое личное мнение, Бахрах категорически заявил, что таково требование белостокской организации.

Этот ответ привел в изумление Лилиенблюма, потому что накануне он вместе с Пинскером посетил Могилевера, и в ходе этой встречи, которая происходила в присутствии представителей белостокского отделения, раввин убеждал Пинскера не подавать в отставку, поскольку он, Могилевер, не видит ему замены. Естественно, заявление Бахраха вызвало теперь возмущение и досаду.

Во время прений по поводу просьбы Пинскера об отставке раввин Могилевер не присутствовал на заседании. Но как только Пинскера вновь переизбрали, раввин появился, выйдя из соседней комнаты, где сидел до сих пор. Присутствующие, в знак уважения к нему, встали, однако раввин, вместо того чтобы пройти на свое место, остановился посреди зала и раздраженно заговорил.

Когда Пинскер, подойдя к нему, спокойно и вежливо спросил, в чем дело, Могилевер с раздражением ответил, что он «за кошерных евреев». Пинскер понял, что в глазах раввина он не является таковым. Но теперь, после того как он уступил настояниям делегатов съезда и остался на своем посту, он уже не видел возможности уйти в отставку.