Синяя книга сказок - [8]
Сказано — сделано. Вошел кот Котофей через раскрытую дверь, вспрыгнул на диван, накрылся шапочкой и уснул. Спал, спал, а когда пробудился, видит — с диваном что-то неладное творится. Прежде был на диване короткий ворс, в таком и муравей не заблудится, а теперь это уже не ворс, а самая настоящая шерсть, да что там шерсть — длиннющие волосы, в таких заблудился бы и слон!
«Ого, — подумал кот Котофей, — быстро же нынче растет на диване ворс, в прежние времена такого не бывало! Да кабы только это! Ведь диван и на месте не стоит!»
Высунул кот Котофей из-под шапочки голову, хотел поглядеть, что с диваном творится, и что же оказалось: под ним вовсе не диван, а маленький человечек. Весело этак вышагивает и поди не догадывается, что вместе с шапкой нахлобучил на голову и спящего кота Котофея.
— Ха-ха! — засмеялся кот Котофей. — Караулишь — не поймаешь, не караулишь — добыча сама в лапы идет!
Недолго думая, соскочил кот Котофей с головы маленького человечка на плечо, с плеча на землю, схватил его поперек туловища, забросил себе на спину, и не успел человечек опомниться, как был уже в доме кота Котофея.
Кот Котофей обучил человечка всем играм, какие знал: в архитектора и принцессу, в прятки, в кошки-мышки и наконец… в двух братцев.
— Как поживаешь, братец человечек? — спрашивает кот Котофей.
— Невесело живу, братец Котофей, — отвечает человечек. — Уже смеркается, мне давным давно пора домой.
Сказал — и поминай как звали. Видит кот Котофей — дверь настежь, за открытой дверью синее небо, а на синем небе желтый месяц. Присмотрелся внимательней: что же это такое? То видно месяц, то не видно. То видно, то опять не видно…
«Может, его закрывает тучка?» — размышляет кот Котофей.
Смотрит-смотрит… Да нет же, это не тучка, это ветер играет дверью, которую забыл затворить маленький человечек, и она сама то закроется, то снова отворится. Отворится — месяц видно, закроется — снова не видно. А кажется, будто месяц заслоняют тучки.
— Вот оно что! — воскликнул кот Котофей. — Какая замечательная у меня дверь! Как бегущие тучки! Ни у кого такой нет!
Услыхала дверь, как кот Котофей ее хвалит, обрадовалась. Ведь за всю жизнь никто ее не похвалил!
— Скрип! Надо бы кота Котофея отблагодарить, — тихонько проскрипела она.
И стала дверь думать, как бы кота отблагодарить.
Всю ночь думала, а к утру вот что надумала.
Когда взошло солнышко, дверь сама отворилась и впустила к коту Котофею маленького человечка.
И с той поры впускала его каждый день.
Про аиста Аристида
На моей крыше лежало старое колесо, в том колесе было свито гнездо, а в том гнезде каждое лето жил аист Аристид. Осенью мы с ним прощались, обнимались, я дарил ему круг брынзы, говорил: «Ешь да вспоминай» — и аист Аристид улетал в теплые края.
Но весной снова возвращался.
Как-то раз он принес мне в клюве кокосовый орех, в другой раз — страусовое перо. Так и жили мы с ним дружно, припеваючи до новой осени.
Но однажды приключилась беда: в августе аист Аристид поранил крыло. Неосторожно поднялся в небо, и вертолет задел его пропеллером.
Вот уж и ноябрь на дворе, и крыло все не заживало, все не залечивалось.
— Знаешь что, Аристид, — говорю ему. — Перезимуй у меня. Я отведу тебе комнату в своем доме, поставлю проигрыватель, дам хороших книг, будешь слушать музыку да почитывать, глазом не успеешь моргнуть, как снова придет весна.
— Ах, ах! — завздыхал аист Аристид. — А что станется с моим другом слоном Джумбо? Ведь он ждет не дождется, когда я прилечу и принесу ему брынзы. Ходит по берегу Африки, глядит в небо — если я не прилечу, он решит, что я погиб, и умрет с горя…
— Не печалься понапрасну, — утешаю я аиста Аристида. — Слон Джумбо не такой наивный, мало ли что с тобой могло произойти — он не станет зря отчаиваться.
Что было делать? Крыло не заживало, хочешь не хочешь — пришлось аисту Аристиду перезимовать у меня.
В тот год стояли трескучие морозы, но аист Аристид не замерзал — днем и ночью топил я в его комнате печь. Как было обещано, я раздобыл для аиста проигрыватель, дал хороших книг. Он слушал Моцарта, читал Льва Толстого, а чтобы время бежало быстрее, по вечерам мы с ним играли в «дурачка».
Знали бы вы, как обрадовался аист, когда впервые увидел снег! Он уверял меня, что это взбитые сливки, пока я не принес ему с улицы горсть и не дал попробовать. Цветы, которые мороз нарисовал на стекле, аист Аристид хотел сорвать и поставить в вазу. А как он дивился, увидев за окном лыжников!
— Ну и чудны́е ноги! — качал он головой.
— Самые обыкновенные, — объяснил я. — Только к ним прикреплены дощечки.
— Экая глупость — прикреплять к обыкновенным ногам дощечки! — ворчал аист Аристид. — Куда легче ходить без дощечек!
И хоть тресни — убедить его, что по снегу легче ходить с дощечками, было невозможно.
Но что бы мы ни делали — играли в «дурачка» или глядели в окно, слушал аист Аристид Моцарта или читал Льва Толстого — в самый неожиданный момент он вдруг склонял голову и задумывался.
— О чем ты думаешь? — спросил я его, когда в первый раз увидел, как он печалится.
— Ах, Джумбо, Джумбо… — вздохнул аист Аристид.
Больше я ни о чем не спрашивал. Положил на стол кокосовый орех, служивший мне чернильницей, после того как я выпил из него кокосовое молоко. Заострил страусовое перо и говорю:
