Она ничего не ответила. Уходя, коснулась губами черной двери там, где к ней прижимался затылок обреченного.
Вопреки собственным словам, она не стала допивать «Круг», так как терпеть не могла пить одна. Но она унесла бутылку с собой в рюкзачке, а два фужера из толедского хрусталя сунула в карманы пальто.
Очутившись на улице Тур-Мобур, она решила пройтись, чтобы успокоиться. «Придется гулять всю ночь, иначе я не удержусь и вернусь, чтобы выпустить испанца», — сказала она себе. Было холодно, однако все же не так, как в темной комнате в этот час. Из солидарности со своей жертвой она поежилась.
Клошару, спросившему, почему у нее такой грустный вид, она ответила:
— Это потому, что меня зовут Сатурниной.
И, будучи не из тех, кто поддается унынию, позвонила с сотового телефона Коринне:
— Ночь на улице в компании со мной и лучшее коллекционное шампанское — как тебе такое предложение?
— Уже еду.
У станции метро Сатурнина увидела скамейку и присела на нее, чтобы подождать подругу. Перед ней высился Дом инвалидов, купол которого недавно позолотили. Идеально освещенный, он ослепительно сиял. У молодой женщины было достаточно времени, чтобы полюбоваться этим великолепием.
В тот самый миг, когда дон Элемирио умер, Сатурнина обратилась в золото.
