Синий Колодец - [21]
— Жарко, — и пил долгими глотками прохладную воду из бачка.
Пока взопревший от жары Жорж глотал остуженную воду, Антоша и его друзья понесли Майбороде целехонькие кирпичи: мальчики — по три, Тамара — два.
Жорж едва не захлебнулся от зависти, выронил кружку, схватил четыре кирпича, зашатался и еле удержался на ногах. Лишь в чужих руках кирпичи выглядели легкими. И два кирпича непросто нести. Зато с одним кирпичом Жорж ступал не сгибаясь, мог бы и побежать, если бы захотел.
По пружинящей стремянке поднялись ребята к Майбороде.
— Товарищ Майборода! — крикнул Антоша.
Да разве Майборода в таком шуме услышит.
Позвали вчетвером:
— …Майборода!!
Жорж, он стоял за Тамариными косичками, решил: если и на этот раз Майборода не отзовется, Жорж позовет вместе со всеми.
А Майборода и так услышал, опустил мастерок, свободной рукой погладил усы. Из-под усов немедленно выскочили слова.
— Как живете-можете, строители?
— Лучше всех! — ответил Антоша.
Майборода принял кирпичи, похвалил:
— Молодцы!
И так громко похвалил, что весь город глянул в небо. Не иначе решили: начинается гроза.
Кончался август.
С соседнего клена сорвались два медных листа, закружились, запели на лету: скоро сентябрь, скоро сентябрь, первый школьный месяц сентябрь.
Сквозь чистые оконные стекла последний августовский день увидел: новохатские матери моют в классах полы.
Свежей масляной краской блестела школьная крыша.
А Майборода?
А что Майборода? Он натянул самые широченные свои штаны с лампасами, гимнастерку с новехонькими перекладинами, фуражку со звездой, повесил на пояс саблю, сел на богатырского коня и едет, подбоченясь, впереди взвода почти таких же, как сам Майборода, усатых кавалеристов.
И песня ехала вместе с ними:
— Наши кавалеристы, — говорили новохатцы, провожая Майбороду и его товарищей.
Солнце лениво свернуло на запад и еще твердо не решило: катиться вниз или немного покружиться в синем небе, над запахом антоновских яблок. В одном из новохатских садов солнце заметило Антошу, Федю Носаря, Ваню Цыгана, Тамару с двумя косичками, Жоржа.
Они сидели за столом под грушей и слушали, как дядя Иван читал знаменитую книгу с золотым обрезом. О необычайных приключениях Робинзона Крузо и его беззаветного друга Пятницы рассказывала Жоржева книга в красной обложке. И почти на каждой странице — картинка…
И вдруг запела труба…
Не просто пела, труба звала, приказывала: скорей! Как можешь скорей! И скорей, чем можешь!
Мчались всадники. Мало сказать: мчались — летели, как соколы, как орлы.
По круглым камням мостовой цокали кованые копыта.
Новохатские мальчики и девочки бежали за всадниками. И люди постарше старались не отставать от детей.
Труба звала всех…
Кавалерийский полк, все жители Новохатска собрались на площади.
Человек с черными, как у Вани Цыгана, бровями, в фуражке со звездой, в стального цвета гимнастерке с красными, как у Майбороды, перекладинами на груди поднялся на школьное крыльцо.
— Товарищи красноармейцы! Граждане Новохатска! — сказал он, и его брови, похожие на ласточкины крылья, взлетели и шире открыли горящие синим огнем глаза. — Враги не дают нам спокойно строить новую жизнь. Раз и навсегда должны мы покончить с белыми бандами буржуев и помещиков, всяких закордонных акул.
Шесть дней жил наш полк в Новохатске и шесть дней трудился, не покладая рук… Пусть дети спокойно учатся в школе. Пусть верно служат народу мосты и дороги, наведенные красным полком. Пусть будет тепло в домах солдатских вдов и сирот.
Придет день, и все люди советской земли будут жить в просторных домах с электрическим светом, и вода сама прибежит к людям по трубам.
Когда человек с крылатыми бровями делал передышку, становилось до того тихо, что нетрудно было услышать, как тяжелые лучи вечернего солнца касались красноармейских винтовок.
— Завоюем навсегда Свободу! Счастье! Равенство!
— Да здравствует товарищ Ленин!.. Ура!
Площадь повременила и всей грудью откликнулась:
— Ур-ра!
Новохатск провожал своих воинов.
Дорога катилась между домами, между деревьями, перескакивала по новому мосту речку. Солнце опустилось еще ниже, наверно, для того, чтобы яснее видеть землю.
Кто-то плакал. Кто-то кашлял. Кого-то громко целовали.
Над полком поднялся знакомый всему Новохатску голос Майбороды:
Отец — его неотрывно видел Антоша — ехал на багряной лошади все вперед и вперед в вечернюю даль, и кто ведает, в какую разлуку.
Едва угадывается цокот копыт. Но еще виднеется живая неровная линия всадников, красное знамя. Нет, пожалуй, не знамя — само солнце ведет за собой красноармейский полк.
Антоша бежал за полком… за песней.
Полк торопился. Полку некогда. Полк выполнял приказ революции.
Глава двенадцатая
Ураган сорвал где-то ржавую крышу, швырнул на Стрелицу. Рыжая мокрая старая крыша — железный змей Ленки Овчинниковой.
Посвежела земля.
«Волга» готова отправиться в Новоселенск.
Антон Васильевич прощается со своим фронтовым другом. По этому случаю Степан Романович надел свое почти новое солдатское обмундирование с двумя орденами Славы, орденом Красной Звезды и разными медалями.