Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса - [4]

Мы не знаем, каким был на самом деле Антонио Раймундо Ибаньес. Но он вполне мог быть таким, каким изображает его Альфредо Конде, — уверенным в себе и в своих силах, способным сразить противника испепеляющим взглядом, любителем эффектных кобальтово-синих кафтанов, говорящим по-испански с галисийским акцентом. Умным и смелым, не терявшим голову от побед и не сломленным поражениями, соединившим в себе, как любой живой человек, противоречивые чувства и качества. Герой романа «Синий кобальт» представлен как галисийский патриот и верноподданный испанского короля, вольнодумец и правоверный католик, высокообразованный интеллектуал и расчетливый делец, подчас неразборчивый в средствах для достижения поставленной цели. Типичное порождение своего века, «просвещенный деспот» в основанном им маленьком государстве-крепости, промышленном городке Саргаделосе.

Не обошла владельца Саргаделоса и любовь, автор подарил своему герою искреннюю привязанность двух таких разных, но по-своему замечательных женщин — аристократки жены и девушки из народа Лусинды.

В предисловии Альфредо Конде в свойственной ему несколько парадоксальной манере пишет, что созданная им книга, не являясь невозможной биографией, представляет собой в то же время возможную историю Антонио Раймундо Ибаньеса. Но в результате она — роман. И так ее и надо читать.

Роман о жизни, любви и смерти маркиза де Саргаделоса.

Е. Голубева

Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса: Роман

Этот роман посвящен Даниэлю Фернандесу, а также Маине, дочери автора

Глава первая

1

Весна в разгаре. Антонио Раймундо Ибаньеса нет в Саргаделосе[1]. Он не наблюдает с балкона своего дворца за кропотливой работой мастеровых. Не слышит птичьего говора, не ощущает на коже теплых лучей раннего утреннего солнца, смягченных листвой магнолий. Не чувствует дующего с моря легкого свежего ветерка, нежно обвевающего лицо и играющего светлыми прядями негустых блеклых волос. Потому что его здесь нет. Но даже если бы и был, он все равно бы не почувствовал, как волосы, словно ласкаясь, щекочут у него за ухом: ведь ничто не может отвлечь его от первостепенной обязанности — вслушиваться в беспрерывное копошение занятых на литейных работах людей, внимая четкому ритму, отмеряемому неутомимыми колотушками первых в Испании доменных печей непрерывной разливки. Сегодня его здесь нет. Нет, потому что все здесь замерло, будто остолбенело, застыло, погруженное в тишину, лишь изредка нарушаемую случайными голосами. Совсем недавно здесь произошли первые крупные беспорядки, и после всего этого шума и гвалта даже птицы, кажется, улетели. Все погрузилось в тишину, наполненную чуть слышным шорохом ветра в листве и далекими голосами, уносимыми ветром, все тем же ветром.

Ничто и никогда не может отвлечь Антонио Ибаньеса от его главного занятия, никогда, кроме сегодняшнего дня, ибо сегодня в Саргаделосе не работают. Народный бунт парализовал завод и все литейные работы в окрестностях Серво. Это первый революционный мятеж в испанской промышленности. Поэтому сегодняшним утром в начале мая 1798 года Антонио Раймундо нет в Саргаделосе. Он бежал оттуда последним апрельским днем, бежал ко всем чертям, подгоняемый проклятиями пяти тысяч жителей области, восставших против него. Пять тысяч жителей — это много, особенно когда они не помнят себя от ярости, подстрекаемые церковниками и идальго; первые действовали во имя Бога, последние — во имя старых, обветшалых истин. И теми и другими двигало их собственное бессилие перед произволом этого просвещенного деспота. Они по горло сыты высокомерием и суровостью хозяина литейного завода, его всемогуществом и жестокостью. Поэтому сейчас, когда все полагают, что он в Саргаделосе и пытается снова запустить производство, он, полновластный хозяин всего этого, укрылся где-то, предаваясь воспоминаниям, которые вряд ли кто-то сочтет единственным достойным занятием для его мощного разума. Он не в Саргаделосе, не в своем дворце, и он вовсе не размышляет, как легко можно было бы предположить, о причинах бунта и о том, кто мог его спровоцировать: ведь он справедливо считает, что ему это известно. Нет. Он пытается понять самого себя. Он знает, кто все это подстроил, и, хотя зачинщики бунта не названы, он мог бы узнать их имена, стоит ему только захотеть: такова его власть, так всеобъемлюще его знание людей. Гораздо сложнее ему познать себя самого, свою истинную сущность. И вполне возможно, это ему так никогда и не удастся.

Антонио Раймундо Ибаньес, известный многим под именем Антонио Раймундо Ибаньес Гастон де Исаба Льяно-и-Вальдес вопреки его настойчивому стремлению быть просто Ибаньесом, всего лишь Ибаньесом, даже не Ибаньесом Альваресом, что соответствовало бы традиции Оскоса, согласно которой дочери сохраняют фамилию матери и передают ее своим детям; так вот, Антонио Раймундо Ибаньес находится сейчас в родительском доме в Феррейреле, в округе Санталья-де-Оскос, и разглядывает свой собственный портрет. Можно даже сказать, он полностью погрузился в созерцание своего самого правдивого изображения, воспользовавшись солнечным светом, проникающим сквозь узкое окно спальни. Он пытается заглянуть внутрь самого себя, предается воспоминаниям и разглядывает портрет. Время от времени он позволяет своему разуму немного отдохнуть и отдается на волю чувств. Потом вдруг с удивлением обнаруживает, что размышляет над тем, как обернуть разразившуюся катастрофу в свою пользу. И тогда он снова возвращается к воспоминаниям.