Синие глаза (рассказы) - [3]

— Эх, гад, — раздается где-то в кустах. И тотчас же слышится другой, испуганный, сдавленный голос: — Тише!

«Как будто он может услышать», — думает Лужин и плотнее прижимается к тусклому, покрытому лишайником стволу осины.

Самолет пролетает дальше. Лужин видит, как из-под его крыльев отрывается несколько крупных черных капель. Они стремительно, одна за другой, несутся к земле… Через несколько секунд доносятся взрывы, судорожно содрогается земля, вздрагивают ветви деревьев. И почти одновременно раздаются резкие орудийные выстрелы: это стреляют танки. Снаряды рвутся где-то позади и сбоку, но кажется, даже соседние деревья раскалываются на части и рушится весь лес… Судорожно дергаются ветви над головой, а в ушах долго не стихает отчаянный человеческий крик.

Потом снова становится тихо, пахнет гарью, и опять над башней танка появляется немец и машет рукой…

Где-то рядом хрустнула сухая ветка. Лужин вздрогнул, резко повернулся на звук. В нескольких шагах от него, пригнувшись, спускался к ручью солдат.

Ну что ж. И он пил воду из этого неторопливого ручья, поперек которого лежит, разбросав руки, труп солдата в серой шинели, а немного поодаль — еще один мертвый солдат уткнулся лицом в прибрежную грязь. Вода давно смыла и унесла кровь… Но почему, так боязливо озираясь, крадется к ручью этот солдат? Уж не собирается ли он перейти на тот берег!

— Эй, приятель… Куда ты?!

Услышав оклик, солдат вздрогнул, резко повернулся в сторону Лужина. И вдруг на его испуганном, но так хорошо знакомом Лужину лице появляется улыбка.

— Ленька?!

— Борис!!

…Они лежат на дне неглубокой ямы, густо устланном жухлой листвой, так неожиданно встретившиеся бывшие соученики и друзья — сержант Леонид Лужин и ефрейтор Борис Перцев.

— Д-да… Вот уж убей меня, — никогда не мог подумать, что нам еще когда-нибудь доведется встретиться. И как!

— Зачем убивать. Жить надо, Борька! — Лужин смотрит в лицо другу: похудел, подбородок и щеки заросли редкой черной щетинкой, глаза воспаленные, усталые — от бессонницы. — Сколько это мы… Да, скоро два года.

— Лучше бы их не было, этих лет. — Перцев снимает с плеч вещевой мешок, развязывает его. — Есть хочешь?

— Спрашиваешь!

— Ну что ж… Можно, пожалуй, пока и перекусить.

Он достает из мешка кусок сала, круг сухой колбасы, полбуханки хлеба, флягу…

Лужин не может удержаться от восклицания:

— Ого! Это я понимаю запасец!

— Ладно. Давай по маленькой, за встречу. — Борис протянул Леониду флягу… — Бери. Спирт. — Увидев, что Лужин замешкался, успокоил: — Ничего, он уже разведен. Крепковат, правда, но пить можно. Давай, давай…

Лужин отхлебнул несколько глотков, поднес к носу кусок хлеба, глубоко втянул ноздрями воздух.

— Неплохо…

— Смотря что. Это, — Перцев потряс флягу, — да. А в остальном — дрянь дело.

— Да, ситуация, в общем, не важная.

— Не важная… — Борис тоже отхлебнул из фляги, отломал кусок колбасы. — Прямо скажем — дерьмо. Отвоевались.

— Ну, это еще как сказать.

— Что там говорить. Не видишь? Весь фронт к чертовой матери полетел.

— О фронте мы ничего не знаем. Ну, а что у нас здесь что-то не так получилось — это точно… Вот уже никогда не мог подумать…

— Теперь думай не думай — картина ясная…

Друзья замолчали, несколько минут ели молча. У Лужина по телу разлилась приятная теплота. Хотелось закрыть глаза и уснуть — крепко-крепко — и надолго. Чтобы прогнать дремоту, он потер грязной ладонью отяжелевшие веки…

— Ну, а как ты здесь оказался?

— Как все. — Перцев достал пачку папирос, протянул Лужину, закурил сам. — Д-да… Приехали, можно сказать. Дальше ехать некуда.

— А часть твоя где?

— Черт ее знает. Наверное, там же, где и твоя…

— Наш дивизион разбомбили под Драгобушем. А потом и батарею… А ты ведь, по-моему, в стрелковом полку служил…

— Все мы служили. — Перцев несколько раз подряд глубоко затягивается дымом, зло отшвыривает окурок. — Несколько дней назад я получил письмо от отца. Наш город уже дважды бомбили. Вон куда добрались.

— А об Ольге ничего не слыхал?

С Ольгой Леонид и Борис лет шесть учились в одной школе. В десятом классе оба почувствовали, что влюблены и все, просто не могут жить без этой девчонки. Но девушка не отдавала предпочтения ни одному из приятелей, и поэтому всегда их можно было встретить только втроем.

После окончания десятилетки Ольга поступила в медицинский институт, Леонид — в механико-машиностроительный, Борис — в юридический. Но вскоре, той же осенью, парней призвали в армию. Сначала Ольга и Борис вместе проводили Леонида, а через несколько дней Ольга проводила и Бориса.

— Замуж, говорят, вышла Ольга… А вот это помнишь? — Борис расстегнул карман гимнастерки, достал блокнот в твердой обложке, вынул из него по трепанную по краям фотографию.

Это был любительский снимок. Между двух молодых парней, обняв их за плечи, стояла тоненькая, белокурая девушка. Все трое улыбались.

Лужин долго рассматривал знакомую фотографию, потом возвратил ее Перцеву.

— Моя дома осталась… Мать сбережет…

Борис криво усмехнулся.

— Фотографию-то сбережет, а вот сына… Что дальше делать будем, Леня?

Лужин пожал плечами.

— Дождемся ночи. А там пойдем к фронту.

— А где он, фронт? Ты знаешь? Может, и нет его больше. Видел, как прут? Не угонишься.