Синие глаза (рассказы) - [25]

Шрифт
Интервал

— Да нет, парень он все-таки красивый. А вот по отношению к тебе он, конечно…

— Дело не во мне. Мне лично он вот ни на столечко не нужен, — девушка вытянула левую руку и приложила конец большого пальца к ногтю согнутого указательного. — Только вообще не годится таким быть.

Маша говорила горячо, со злостью. Олег не перебивал ее, не пытался возразить, заступиться за приятеля.

Разве она не права? Есть у Петра какая-то легкость во всем. Олег и сам не один раз думал об этом. Конечно, спора нет, токарь Петр классный. И внешне он парень интересный, и волосы у него красивые — волнистые, блестящие, с золотым отливом, и в плечах крепок. И язык у него подвешен — дай бог. Но разве это самое главное?

— А я считаю, надо так жить, чтобы все хорошо и красиво было, — голос Маши звучит уже спокойно, мягко. — А для этого каждый из нас непременно должен хорошее для людей сделать, для всех. Хоть что-нибудь, пусть даже какую-нибудь малость, но обязательно сделать.

Они снова заворачивают за угол и идут мимо новых домов-близнецов из крупнопанельных блоков, стремительно выросших на месте, где еще совсем недавно простирался пустырь, обильно поросший бурьяном, репейниками и чертополохом.

— Быстро у нас научились дома строить, — говорит Олег. — Город на глазах растет, хорошеет.

— Растет. А вот с Дворцом культуры сколько лет уже возятся, а до ума никак не доведут. Конца стройке не видно. Сколько денег на него уже зря перевели. Почему так?

Олег молча пожимает плечами. Откуда ему знать? Он не председатель горсовета и даже не член завкома.

Они пересекают Новую площадь. В стороне остается пышная клумба, густо усаженная цветущими каннами, гладиолусами, флоксами. Оттуда же доносится запах матиол и душистого табака.

— Я недавно была в инструментальном цехе на метизном заводе. Там у каждого станка подставка с цветком. И чистота сказочная. Входишь в цех — как будто в сад попадаешь. Хорошо ведь, правда?

— Хорошо, — охотно соглашается Олег.

— А почему бы и у нас так не сделать?

— Можно, конечно…

— Говорить все мастера, это легче всего… — девушка остановилась. — Вот я и дома. Спасибо, что проводил. До свидания.

Хлопает дверь — Маши уже нет, а Олег все еще стоит у подъезда. Потом уходит назад, шаркая по асфальту подошвами.

«А что если и в самом деле взять и поставить у своего станка цветок? Принести из дому герань или розан — мать не пожалеет. Совсем неплохо получится. Разве что ребята начнут подтрунивать. Тот же Петька — первый наверняка сочинит что-нибудь. Он мастер на такие дела.

А Маша? Может, посмеется надо мной с девчатами? Впрочем, не похоже. Она же серьезно говорила: «Входишь в цех — как будто в сад попадаешь». К тому же она тут собственно ни при чем. Не для нее же этот цветок, для всех…

Она, должно быть, любит цветы. Интересно, Петька ей цветы дарил? Вряд ли… Конфетами и пирожными, конечно, угощал, а вот цветы — вряд ли…

В самом деле — принесу цветок и поставлю у своего станка. Уютнее и красивее станет…»

Олег шел и видел перед собою свой цех. Он был и тот и не тот. Те же привычные ряды станков, пролеты ферм, подпирающих высокий потолок, бесконечные ряды окон. Но все в цехе сверкает и блестит и, главное, всюду, куда ни посмотри, живая зелень листвы, яркие пятна красных, белых, голубых, желтых цветов и соцветий…

Утром, как всегда, к заводу со всех сторон города стекаются ручейки людей. Чем ближе к проходной — тем гуще людской поток. И это уже не ручей, а широкая полноводная река. Одни идут молча, другие негромко переговариваясь друг с другом, третьи шумно приветствуя знакомых, бойко перебрасываясь шутками. Идут в одиночку, парами, но три, группами. Идут парни и девушки, отцы семейств и матери, пожилые люди и безусая молодежь. Идут беззаботные и степенные, оживленные и задумчивые, веселые и хмурые. Это идет рабочий класс.

Идет на смену и Олег. Чувствуя на себе удивленные взгляды, он еще больше, чем обычно, сутулится, еще сильнее шаркает по асфальту подошвами. И уж в какой раз с тех пор, как вышел из дому, раскаивается в своем поступке. Действительно, он один выделяется из всех идущих, привлекает всеобщее внимание — тащит здоровенную тяжелую квадратную кадку с кустом китайской розы. Хорошо хоть, что в густых листьях удобно прятать лицо.

Впрочем, узнать Олега нетрудно — и по фигуре, и по походке. И то один, то другой из рабочих затронет его — кто дружелюбно, кто не скрывая насмешки. Но Олег отмалчивается. Скорей бы добраться до цеха, хотя там тоже придется выслушать немало вопросов и реплик, сдобренных изрядной порцией иронии.

В проходной пожилой охранник остановил Олега:

— Куда ты его тащишь? И зачем? — он звонко хлопнул ладонью по кадке.

Олег не выдержал:

— Ты лучше смотри, чтоб отсюда чего-нибудь не уперли. А на завод — не твое дело. Или, может, нельзя?

В узком проходе стало тесно. Сзади зашумели, стали напирать. Охранник растерялся.

— В инструкции на этот счет ничего не сказано.

— Вот и выполняй, что сказано в инструкции…

Он уже подходил к своему цеху, когда кто-то неожиданно налетел на него. Олег едва устоял на ногах, но кадку не удержал. Она выскользнула из рук и, глухо ударившись о бетонную плиту дорожки, с треском раскололась.


Рекомендуем почитать
Заговор обреченных

Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.


Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.