Синие дожди - [54]

Сашенька!

С а ш а (обнимает и целует Христинку). Вот тебе. Держи. Приезжала вагон-лавка. Железнодорожников обслуживала. Килограмм сахару, масло, печенье.

Х р и с т и н к а. М-м, какое вкусное!.. (С ощущением силы и независимости смотрит на отца.) А мы тут с папой все о тебе — где так долго Саша? Где долго Саша?

С а ш а. Задержался на собрании. Выбрали меня профоргом. Не было печали — черти накачали.

Х р и с т и н к а. Ничего-ничего. Все-таки должность. Подожди, ты у меня еще до начальника железной дороги дослужишься! (Смеется.)

С а ш а. Уж скажешь! (Мокею Ивановичу.) Сводку сегодняшнюю слышали?

Мок ей Иванович. А что там?

С а ш а. Наши войска обошли с юга Берлин и встретились с американцами на Эльбе! (Включил радио — передают марш.)

Мокей Иванович шумно вздохнул.

Что это вы так?

М о к е й  И в а н о в и ч. Годы мои уходят — это раз… А второе… я думаю, что союзники еще не раз пожалеют, что так рано ввязались в войну.

С а ш а. Рано?.. Да как же рано, когда наши войска и без них уж почти управились?

М о к е й  И в а н о в и ч. Да… сила силу ломит… (Выходит — кряжистый, с повисшими руками.)

Х р и с т и н к а. Сашенька, я пошла на базар. Папа дал денег. Куплю стулья.

С а ш а. А куда же табуретки?

Х р и с т и н к а. Тебе их жалко?

С а ш а. Не то чтобы жалко… Просто их сделал отец. Он очень любил вырубать из дерева разные диковинные вещи.

Х р и с т и н к а. «Отец, отец»! Только и слышу!.. У твоего отца были свои вкусы, ему это нравилось, а нам — нет! Имеем мы право заменить?

С а ш а. Ну конечно.

Х р и с т и н к а (ластится к мужу). Сашенька, я прошу тебя… повлияй на свою мать. Ну, почему она так ко мне относится, словно я ей что-то злое сделала?

С а ш а. По-моему, мы живем мирно. Она ни во что не вмешивается.

Х р и с т и н к а. Не вмешивается — да! Но я вижу по ее глазам, что ей ничего не нравится, что бы я ни затеяла. А ведь дом был как сарай! Голые стены!

С а ш а. У нее — горе. Ты же знаешь, как она любила…

Х р и с т и н к а. Но что толку думать о мертвых? Она должна думать о нас! У нее такое ремесло в руках, а она придет с работы — и ничего! Машина даром ржавеет! А могла бы… Сашенька, как ты посмотришь, если я попрошу перебраться ее из своей комнаты?

С а ш а. Куда?

Х р и с т и н к а. Ну… хотя бы наверх.

С а ш а. У нее больные ноги. Лестница крутая.

Х р и с т и н к а. А для меня не крутая?.. Я на шестом месяце! А как мне тут — ни раздеться, ни отдохнуть!

С а ш а. Ну хорошо. Я поговорю.

Х р и с т и н к а. Поговори, Сашенька, поговори. Это же временно. Только на лето. А там я рожу, и она вернется назад. (Чмокнула его и убежала.)

Возвращается  Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Она уже сделала выкройку и идет к машине.

С а ш а. Здравствуй, мама. Утром я ушел рано и не видел тебя. Как ты себя чувствуешь?

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Хорошо, Саша.

С а ш а. Так и не сходишь к врачу?.. Может, что-нибудь даст. Ну, нельзя же так убиваться. Всему есть предел.

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Вот и подходит он — мой предел.

С а ш а. Зачем ты так? Ты еще будешь долго жить. Война со дня на день кончится. Мы уже и сейчас питаемся неплохо. Вот я принес сахар, масло. А давно ли сидели на одной картошке.

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Зачем ты разрешаешь срубать те деревья, которые посадил твой отец?

С а ш а. Но что делать? Зарплата у меня невелика. Теперь все стараются как-то подработать. Вот разобьем побольше грядок. Конечно, лучше бы посеять цветы, но если на них нет спроса? А табак всегда в цене. Стаканами продают и даже спичечными коробками.

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Слышала, слышала, как ты… «Покупайте-налетайте, табачок-крепачок, раз курнешь — упадешь, вскочишь — опять захочешь».

С а ш а (он очень смущен). Приходится как-то выкручиваться…

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Воспитывала же я вас, не выкручивалась.

С а ш а. Тогда было другое время.

Галина Яковлевна строчит на машине.

Мама…

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Что?

С а ш а. Ты уже знаешь, что Христинка… у нее скоро будет…

Галина Яковлевна качнула головой.

Христинка чувствует себя очень стесненно в этой комнате. Тут — столовая. Тут — все мы. Не уступишь ли ты временно ей свою? Всего на несколько месяцев, пока она родит.

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Куда же мне?

С а ш а. Куда?.. А можно и наверх. Мы там приберем. Там сейчас тепло. Это только на лето.

Галина Яковлевна с жалостью и состраданием смотрит на сына.

Если ты не согласна, то скажи. Мы не заставляем. Но там правда хорошо. Жили же мы с Ленькой. Ты на меня сердишься?

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Мне тебя жаль, Саша.

С а ш а. Жаль? Почему?

Г а л и н а  Я к о в л е в н а. Ты этого не поймешь… Скажи жене, что я освобожу комнату. Беги. Обрадуй. Заодно поможешь и обновку принести.

С а ш а. Спасибо, мама! Спасибо! Я всегда знал, что ты нас любишь! Тебе у нас будет хорошо! (Убегает.)

Галина Яковлевна осталась одна. Сидит в задумчивости. Откусила нитку. Снова шьет. В комнату входит  д е в у ш к а  в военной форме. Сапоги, пилотка, гимнастерка — все на ней ладно пригнано.

Д е в у ш к а. Здравствуйте. Я постучала, но вы, очевидно, не слышали.

Галина Яковлевна молча смотрит на нее из-под очков.