Sing For Me, Cry For Me - [18]

«Я смогу забыть. Во что бы то ни стало, я смогу забыть. И если для этого мне придётся стать таким же одержимым книгами монстром, как Гермиона, я стану им. Это ведь не причинило ей ни малейшего вреда. И, может статься, что если бы я раньше уделял больше внимания учёбе, то не оказался бы в той ужасной ситуации, в какой нахожусь сейчас. Может быть, не будь я таким глупым, то смог бы найти правильный выход. Но что сделано, то сделано. Я уже ничего не смогу изменить. Но я всё ещё могу изменить самого себя, свою жизнь, свои оценки, своё мироощущение… И я забуду тебя, Люциус Малфой. Я смогу. Да. Я смогу. Забыть».

И с этими мыслями Гарри снова отправился на свою запоздалую охоту за знаниями.

Он был настолько поглощён процессом, что даже позабыл, что у него во рту за весь день и маковой росинки не было; и лишь громкое урчание в животе напомнило ему, что приближается время обеда. К счастью, к этому моменту он как раз успел изучить, как вызвать домовых эльфов, и даже как вызвать одного конкретного домового эльфа; и сейчас, похоже, было самое походящее время, чтобы проверить действие заклинания на практике. Проводив взглядом так удачно куда-то направившуюся мадам Пинс, Гарри сотворил заклинание призыва Добби. Хотя прежде, чем он смог попросить домовика достать ему что-нибудь из еды, он был вынужден набросить на Добби /Silencio/, опасаясь, что его восторженные причитания: - «Гарри Поттер, сэр, Добби так рад видеть вас! Что может Добби сделать для Гарри Поттера, сэр?» переполошат весь замок. После того, как Добби исчез и появился снова с несколькими сандвичами и стаканом тыквенного сока, Гарри зачаровал их так, что только он мог их видеть. И тут в его голове как будто что-то щёлкнуло. Добби. Добби был бывшим домовым эльфом Люциуса Малфоя. Тем, кого он смог освободить от Люциуса Малфоя на своём втором году обучения. Мерлин, как ему удастся всё забыть, если даже его любимый эльф оказался почему-то связан с Малфоем?

«Не смей! Не смей даже думать о нём! Не смей сдаваться! Ты сильный! Ты - чёртов гриффиндорец! Ты уничтожил Волдеморта! Ты не можешь позволить кому-то сломать себя». Эта мысль окончательно отрезвила Гарри, и он вернулся к чтению очередной книги, на этот раз посвященной Трансфигурации.

Но разве в глубине его сердца не поселилась боль?

These wounds won't seem to heal

This pain is just too real

There's just too much that time cannot erase

Эти раны кажутся неизлечимыми,

Эта боль слишком настоящая.

Столько всего неподвластно забвению.*

* EVANESCENCE «My Immortal»

* * *

Уменьшив несколько книг и рассовав их по карманам, он, стараясь успеть до начала комендантского часа, направился в Гриффиндорскую Башню, где и обнаружил поджидавшую его прелюбопытнейшую картину. На их привычном месте у горящего камина, где он, Рон и Гермиона имели обыкновение коротать вечера, сейчас расположились Гермиона и совершенно очарованный девушкой Невилл, который что-то ей увлёченно рассказывал. «Интересно», - подумал Гарри, - «Гермиона и Невилл. А я даже и не замечал». Потом он обратил внимание на Рона и Дина, игравших в шахматы без каких-либо признаков присутствия Симуса, что для Гарри было просто замечательно. Он всё ещё был не в настроении прощать неудержимого ирландского парня.

Рон, казалось, не замечал возвращения своего лучшего друга до тех пор, пока Дин не пнул его ногой под столом и не указал пальцем на Гарри, только что подошедшего к их столу. Рон стал подниматься, но сильная рука Гарри остановила его на полпути. Покачав головой, Гарри тихо сказал:

- Не сейчас, Рон. Доигрывай партию.

Рон не стал особо протестовать, - да, похоже, не слишком-то и хотел, - и вернулся к игре, тем самым побуждая немного сконфуженного Дина продолжить партию.

«Это единственная вещь, которая всегда интересовала тебя. Уверен, это единственное, чем бы ты хотел заниматься целый день. Интересно, ты вообще меня искал? Думаю, нет. К чему беспокойство? Ты же всего лишь мой друг», - с горечью про себя подумал Гарри и, скрепя сердце, направился в сторону Гермионы и Невилла, проигрывая в голове возможные сценарии того, как лучше подойти к решению стоящей перед ним проблемы.

Гермиона прекрасно видела, что Гарри вернулся в гостиную, и она была уверена, что тот тут же присоединится к Рону. Рону, которого она почти не видела в течение всего дня. Сначала она подумала, что, пока она тут страдает в гордом одиночестве, эта парочка где-то весело проводят время. Но когда Рон вернулся, то единственным, о чём он поинтересовался, было: не видела ли она Гарри, и почему он пропустил тренировку по квиддичу. Когда же она ответила отрицательно, он лишь равнодушно пожал плечами и вместо того, чтобы сесть рядом и утешить, как и должно поступать настоящему другу, преспокойно направился в другую часть комнаты, где и уселся играть в шахматы в компании Дина. Чем и занимался практически целый день.

На самом деле, Рон вёл себя довольно необычно. Он даже не стал разыскивать ни Гарри, ни Гермиону, посчитав, что, вне зависимости от того, что произошло, в конечном итоге всё рано или поздно разрешится само собой, и что он вряд ли сможет что-то с этим поделать. Он решил, что самым лучшим будет держаться подальше от них обоих в течение всего дня, а когда Гарри так и не объявился, он предположил, что друг просто дуется непонятно на что, и что это не должно его, Рона, ни в коей мере беспокоить. И где-то глубоко в душе Рон ощущал себя даже немножко счастливым. Уже довольно давно он стал замечать, что Гарри и Гермиона как-то незаметно для него сблизились друг с другом. Он не мог точно определить, ни когда это произошло, ни почему так получилось. И нельзя было сказать, что они стали проводить время вдали от него. Нет. Они по-прежнему были всё той же неразлучной троицей. Но, даже будучи все вместе, он никак не мог отделаться от ощущения, что Гарри и Гермиона стали как-то ближе друг к другу, и что их взаимная симпатия, или что там между ними было, словно отдаляла его от них. Это витало в воздухе между ними. Словно эти двое внезапно открыли что-то необычное друг в друге, и теперь их связывала какая-то общая тайна, о которой Рон не имел ни малейшего представления. И он никак не мог избавиться от чувства ревности, вызванной этой близостью. Они часто держались за руки; или же Гарри мог положить голову на колени Гермионы; или Гермиона прислонялась к нему всем телом. Казалось, что они абсолютно счастливы и совсем не нуждаются в Роне. Вот почему сейчас, когда они поссорились, а возможно и расстались, если они до этого, конечно, встречались (хотя Рон всё же сомневался, что это так), он чувствовал себя просто отлично, поскольку рассчитывал, что теперь его мир снова станет таким, как прежде. Лично он считал, что в первую очередь Гермиона должна была предложить встречаться именно ему, Рону. А Гарри, по его мнению, просто всегда и во всём хотел быть первым.