Синева небес - [167]

Я иногда задумываюсь о прошлом. Обычно мужчины рассказывают о прошлом своим детям. Они хотят, чтобы дети помнили о прошлом и, в свою очередь, рассказывали о нем своим детям. Дети так устроены, что, слушая все эти россказни, засыпают. Но и во сне они все равно запоминают эти сказки. Чистые, как кристаллы, сказки.

Я любил деревья. Не лазить по деревьям, а именно сами деревья. Особенно мне нравилось большое дерево на вершине холма — дерево с раскидистой кроной, в тени которого летом лежали коровы. По небу плыли белые облака. Когда я умру, стану деревом. У меня не было детей, поэтому моя тень даст приют детям и рабочему люду.

Я хочу рассказать тебе о своем детстве.

Мне случалось спорить с друзьями о том, как долго я смогу прошагать по железнодорожным путям. Мне бывало так страшно, что, казалось, сердце вот-вот выскочит из груди…

Однажды я выбрал «свое» дерево — олеандр на кладбище. Рассматривая олеандры, я заметил, что цветы у них сильно различаются по окраске. Я тайком поливал олеандр с необыкновенно красивыми красными цветами…

Как-то я подобрал маленького енота. Сначала я даже не понял, что это за животное. Вроде и не собака, не кошка, не заяц…

В двенадцать лет я едва не утонул в море. Лучше бы мне умереть тогда. В девятнадцать я страшно отравился каким-то странным блюдом из потрохов, которое подавали в забегаловке неподалеку от легкоатлетической площадки. Лучше бы я умер тогда…

Я получил словарь, который ты мне послала. Видимо, ты прислала его потому, что в моих письмах страшно много ошибок. Если в этом письме ошибок меньше, считай, что это благодаря твоему словарю.

3 октября

Госпожа Юкико Хата!

Как твое здоровье? Наконец-то прошло первое судебное заседание. Я решил не смотреть на публику в зале суда, но по шуму в зале понял, что любопытных пришло много.

Те, кто пришел поглазеть на судебный процесс, — последние дурни. Они считают себя высоконравственными, порядочными людьми, не то что «этот Уно». Самоуверенные кретины заполнили весь зал. Это верх глупости — быть уверенным в своей непогрешимости. В переднем ряду сидел какой-то дед, который постоянно ухмылялся. Я его совершенно не знаю. Вероятно, он пришел в надежде услышать интимные подробности в показаниях свидетелей. Я это как-то интуитивно почувствовал.

Я только один раз взглянул на публику в зале — когда шел по проходу. Я не думал, что ты придешь, но тем не менее осмотрел весь зал в безумной надежде, что ты все-таки здесь. Я с удивлением обнаружил скопище возбужденных, осуждающих меня людей. Слышал, что журналисты потом расписали в красках, как я «обвел публику в зале своим омерзительным взглядом».

Я не очень вслушивался в то, что говорилось в ходе заседания суда. Я что-то отвечал адвокату Кадзами, но потом у меня просто иссякли душевные силы. Я впал в состояние апатии. Это, вероятно, из-за нехватки витаминов. Хотя мне и твердят, что тюремная пища достаточно питательна и о недостатке витаминов речи идти не может. Однако мне становилось все хуже и хуже. Даже Хигаки-сан стал носить мне витамины, которые сам принимает. От этого мне немного полегчало. Тем не менее я не могу сказать, что чувствую себя совершенно здоровым. Я думаю о том, почему я совершил то, что совершил, почему со мной такое случилось.

Мне рассказали, что дочь Симады и ее друзья помогали добираться до школы одному школьному товарищу — инвалиду, передвигающемуся на коляске. Говорят, у них было четко распределено, кто дежурит в понедельник, кто — во вторник и так далее; кто забирает его из дому и кто провожает домой. Но дети есть дети, поэтому бывало, что, увлекшись игрой в мяч, они просили проводить инвалида кого-нибудь из школьников, живших неподалеку от его дома. Ребенку в инвалидной коляске было, в общем-то, все равно, кто его проводит. Он в любом случае вернется домой. Однако отец Симады очень рассердился, когда дочь случайно проболталась об этом за ужином. Его дочь пренебрегла своими обязанностями! Он спросил, что для нее важнее — развлечения или данное обещание.

Мне рассказал об этом следователь, и я тогда сказал: «Господин полицейский, я не считаю это высокоморальным поступком. Мне кажется, что, отчитав дочь, директор фирмы Симада преследовал иные цели. Он, наверное, хотел объяснить дочери, как можно нажить деньги».

Спроси у госпожи Кадзами, когда состоится следующее заседание суда. Если тебе неприятно заходить в здание суда, то встань на обочине дороги, по которой меня повезут. Я тебя умоляю. Я хочу взглянуть на тебя хоть краешком глаза».

Последние строки письма были замазаны фломастером, непонятно, по какой причине. Возможно, полицейский, просматривая письма заключенных, испугался, что Фудзио задумал бежать. Однако замазанные фломастером строки можно было без особого труда прочитать, потому что письмо было написано шариковой ручкой.

20 ноября

Госпожа Юкико Хата!

Меня совершенно неожиданно решили перевести в тюрьму Йокосуки.

Если меня туда переведут, я намерен утаить от следствия некоторые весьма важные детали. Здесь полно разных олухов, но попадаются и умные люди. Я не стану называть их имен (мои письма просматриваются).