Синее Пламя - [6]

Остальные — терц и его бойцы, местный служитель храма Сиксты, жена и кое-кто из старших слуг смотрителя да два десятка селян — заняли места в зале. Им предстояло услышать исповедь обвиняемой и приговор инквизитора.

— Введите женщину.

Двое солдат, судя по плащам и эмблемам — из полка «Миротворцев», ввели под руки немолодую женщину. Выглядела она не очень — пожалуй, в представлении большинства селян именно так и должна выглядеть истинная ведьма, попирающая и делами, и мыслями, и самим своим существованием все законы Ордена. Спутанные сальные волосы, крючковатый нос, горящие нездоровым блеском глаза. Мысленно Шенк отметил, что ведьму не били — во-первых, мало какой солдат, особенно из числа «Миротворцев», рискнет навлечь на себя гнев ведьмы, во-вторых… просто не положено. Тот, кто отдавал приказ не причинять женщине боль, скорее просто боялся последствий, с инквизитора вполне станется усмотреть в синяках нарушение орденского закона, и после ведьмы пред судом вполне может предстать и не в меру ретивый служака. Но вот за руки они ее держат крепко, не вырвется… Шенк лучше многих знал, что для большей части магии руки не так уж и нужны, но предрассудки сильнее гласа разума.

Солдаты подвели женщину к стулу с высокой спинкой, усадили, аккуратно завели ей руки назад, связали и отступили на шаг. Глядя на них, Шенк криво усмехнулся — вояки, покарай их Галантор. «Миротворцы» были париями среди иных полков армии Ордена, худшими — и сами прекрасно это понимали. Перевод к «Миротворцам» означал для солдата высшую степень унижения… но плата, точно такая же, как и в овеянных славой полках «Стальной кулак», «Дикие кошки» и других, а также довольно суровые по отношению к дезертирам законы гарантировали, что «черные плащи» все-таки несли службу. Будучи разбросаны по городам и деревням, часто порядком обленившиеся, «Миротворцы» охраняли тюрьмы, ловили — или пытались ловить — мелких преступников, а зачастую просто выполняли то, что приказывал им местный Смотритель, даже если это означало работу на его, Смотрителя, огороде. Несколько лет подобной жизни, и кое-кто из «Миротворцев» забывал, с какого конца следует браться за меч.

— Суд начинается, — провозгласил Барт хрипло и закашлялся. Вытерев рот платком, продолжил: — Кто обвиняет эту женщину?

— Я! — встал немолодой кряжистый мужик.

Шенк напряг память — кажется, Смотритель представил его как своего эконома. Что ж, раз эконом, значит, и грамоте неплохо обучен. Словно подтверждая этот очевидный вывод, мужчина достал свиток. Молодой темплар усмехнулся — вот что значит глухая деревня, в городах уж сколько веков пользовались аккуратно обрезанными листами, а здесь все еще предпочитали скатывать пергамент в свитки.

— Назови свое имя. — Инквизитор сделал знак писцу. Тот склонился над пергаментом, от усердия высунув язык. Перо зависло над чистым пока свитком, готовое уложить на него первые строки.

— Адек Бьярг, так меня зовут, — покорно ответствовал эконом.

— Зачитай обвинение.

Шенк весь превратился в слух. Если бы это было его сотое или двухсотое слушание, он, как и многие на его месте, безразлично зевал бы. Суд над ведьмой — что может быть банальнее? И обвинения в большинстве своем списаны с какой-нибудь книги о запретном колдовстве. Поскольку если и впрямь тетка эта магией владела, то уж не настолько же она тупа, чтобы делать это на виду у всех. Но юный темплар еще не знал этого и внутренне содрогался, вслушиваясь в перечисление совершенно запретных деяний, любое из которых, буде обвинение подтвердится, означает приговор однозначный и жестокий. Анита Фанк обвинялась в покушении на волю неба (читай — пыталась магически изменять погоду, вызывать дождь, а то и злонамеренный град), наущении порчи на людей и скот, убийстве посредством магии…

Чтение обвинения заняло немало времени — эконом постарался, покопался в книгах, изыскивая витиеватые формулировки. Шенк скосил глаза в сторону инквизитора. Тот, казалось, дремал… Но стоило прозвучать финальным фразам, как глаза Барта тут же открылись.

— Благодарю тебя, Адек Бьярг, твои слова услышаны. Теперь ты, женщина, назови свое имя.

— Ты уже слышал его, старый хрыч, — зло бросила она, оскалив редкие желтые зубы и вперив в Барта ненавидящий взгляд, столь яростный, что даже Шенк вздрогнул. Если бы взглядом можно было убить, сейчас и сам Барт, и те, кто сидел рядом, уже превратились бы в горстки пепла. Но инквизитор даже не повел бровью, он видывал и не такое. И голос его оставался все таким же спокойным, скучным и сухим, как пустыня.

— И тем не менее я хочу услышать его еще раз.

— Анитой кличут… кликали, прежде чем ведьмой прилюдно назвали. А теперь иначе как ведьмой и не зовут.

— Хорошо, Анита, — улыбнувшись самыми краешками выцветших старческих губ, кивнул Барт. — Что скажешь об обвинениях, что прозвучали здесь?

— Вранье все! От первого слова до последнего! — взвизгнула женщина, бросая свой убийственный взгляд то на Бьярга, то на смотрителя. Оба побледнели, на лицах их читался испуг. Поскольку приговорят ведьму или нет, еще неизвестно, а порчу на них напустить она сумеет и прямо сейчас. Да так, что мало не покажется. Видать, теперь-то Бьярг и не рад уже, что согласился свидетельствовать на суде, и предпочел бы забиться в какую-нибудь нору потемнее да поглубже — да поздно. Порча — она тем и сильна, что ведьме отнюдь не требуется видеть человека, достаточно лишь его образ перед мысленным взором держать, пока заклинание произносится.