Синее безмолвие - [9]
— Кончил? — спросил Прохор спокойно, хотя все в нем кипело.
— А тебе мало?
— Вполне достаточно. Ты мерзавец и подонок. Понял? Я сейчас пойду и всем расскажу о том, что ты последняя дрянь, а не специалист. Весь мир узнает об этом!
Черные звереныши сперва так удивились, так удивились, что чуть совсем не вылезли из нор-глазниц, но потом дрогнули и вползли в них медленно и основательно, и заблестели оттуда зло и насмешливо. Качур смеялся, тихо шипя.
— Весь мир, всеобщее счастье, человечество! Это неправильно употребляемые слова, это выдумка. Есть только человек-одиночка, есть личное, понимаешь, личное счастье, личное благополучие, личное, понимаешь?
— Вот ты и расскажешь об этом завтра всему экипажу.
— Дурак, тебя же слушать никто не будет. Тебе скажут: это ж разговоры, ты нам доказательства подай. Ты что, за руку меня схватил, свидетелей имеешь? И кто ты такой, товарищ Демич? Ты — дезертир с переднего края, ты отступник, ты маловер и нытик. И зачем тебе нужно, товарищ Демич, компрометировать нашего лучшего водолаза-специалиста, которого мы знаем как активного общественника, отзывчивого товарища, у которого в водолазной книжке записано столько глубоководных спусков, что тебе и не снилось столько. Зачем вам понадобилось, товарищ Демич, клеветать на нашего старшего, нашего бесстрашного, нашего трудолюбивого товарища? Может быть, вы, пользуясь своим личным знакомством с товарищем Олефиренко, хотите снять его фотокарточку с Доски передовых людей порта и повесить туда свою?
— Ты…
— Деточка, я борюсь за звание ударника коммунистического труда. Понял? И я получу это звание, милый мой… Я же испытывал тебя… дур-рак! Я хотел узнать, на какую низость способен тип, предавший своих товарищей, уехавших на Ангару.
— Ах, вот как! — Прохор выругался и неуклюже повернулся, чтобы уйти. Но железная лапа Качура вдруг легла на его плечо.
— И еще помни: бывают у водолазов случаи, когда на большой глубине вдруг лопается воздушный шланг. Лопается начисто, как срезанный. Вот так!
В руке Качура сверкнул нож, и кусок шланга, лежавший на банке, развалился надвое.
НА ТРОЛЛЕЙБУСНОЙ ОСТАНОВКЕ
— Виктор!
Он даже не оглянулся, прошел мимо. Широкая капитанка с узеньким нахимовским козырьком грациозно плыла над легким темно-синим макинтошем и вот-вот могла растаять в вечерних сумерках.
— Товарищ Олефиренко!
Он остановился, нетерпеливо крутя в руке сломанную сеточку каштана с огненно-рыжими листьями.
— Я по делу…
— По делу обычно разговариваю на борту судна.
— Дело очень важное, не терпящее отлагательства.
— Слушаю.
— Качура хорошо знаешь? Что он за человек?
— Водолаз, старший спусковой станции, беспартийный, холост, родителей не имеет. Золотые руки. Хорошо помогает товарищам в овладении специальностью. Занесен на Доску почета…
— Все это я знаю.
— Так в чем же дело?
— Как ты его понимаешь? Ну, ты лично?
— Это уже личные взгляды, а не служебные дела. Хотя могу ответить. Я представлял его на Доску почета. Лично ходатайствовал. Лично!
— Ну, а если этот самый Качур — жулик?
Виктор так резко повернулся к Прохору, что полы макинтоша хлопнули.
— Поймал? Есть доказательства? Или одни разговоры, болтовня, плетка о-бе-эс? Знаешь, есть такое, о-бе-эс: одна баба сбрехала? Так ты не очень слушай. И мне не мешай. Оревуар, как говорят французы…
— Подожди, Виктор. Еще скажи…
— Ну?
— Как ты меня понимаешь? Ну…
— Это уж тебе виднее, дорогой товарищ. Тебе виднее… И не приставай, спешу на свидание. Оревуар!
Он подбежал к тронувшемуся уже с места троллейбусу, вскочил на подножку, втиснулся в живую стену пассажиров.
Прохор видел: дверца медленно, с натугой закрылась. Троллейбус пошел быстрее и скрылся в темноте раньше, чем стих шелест шин по мокрому асфальту.
НЕ БУДЬТЕ РАВНОДУШНЫ, ЛЮДИ!
Ночь была, как в песне поется, — ясная, зоряная, видно, хоть иголки собирай. Только Прохору было и не до ночи, и не до песни, и не до сна. Он лежал в пустом кубрике, навзничь, на неразобранной койке, положив голову на огромные кулаки, и тяжело думал, вглядываясь черными, широко открытыми глазами в такую же черную темноту. Все, кроме вахтенных, ушли на берег, в кубрике было тихо, только мерно гудел вентилятор да в противоположном углу всхрапывал подвыпивший Осадчий.
Говорят, в далекой-далекой стране был случай: кто-то убил доброго, всеми уважаемого и любимого доктора, спасшего многих людей от злой смерти. Вскоре у одного пропащего пьяницы нашли докторские вещи и окровавленную одежду. Весь народ собрался судить злодея. Мудрейших стариков судьями поставили. Долго думали седые головы и определили: «Не может среди нас найтись такого человека, который бы убил нашего друга-доктора. Человек не способен пасть так низко». И весь народ признал приговор справедливым… В том краю, где такая вера в человека, где любят людей больше, чем истину, должно быть, нет униженных и оскорбленных, нет несчастных. Там сердце сердцу светит и греет…
А может, и нет еще такой страны, может, это просто сказка? Только уж больно хорошая сказка… А пока люди охотнее всего в плохое о человеке верят. Вот написал Валуйский Виктору о том, что я отказался ехать в Братск на стройку, и он старую дружбу ни во что поставил. Осадчий вовсе меня не знает, а уже тоже презирает. Качур… Как я мог выдержать, как я смел смолчать ему! Я должен был разбить его злую и вредную проповедь. Наконец, я должен был просто дать ему в морду. По крайней мере Олефиренко вынужден был бы заняться расследованием драки и выслушать меня. А теперь?.. У меня нет никаких доказательств, мне никто не поверит ни в то, что Качур обманывает товарищей и обкрадывает государство, ни в то, что он говорил мне пакости. Ведь Виктор мне не поверил!..
В основе героической повести события, происходившие в Одессе в годы Великой Отечественной войны. Книга рассказывает об обороне города, борьбе одесского подполья. Она написана на документальной основе.В центре произведения — герои-партизаны, комсомолец Яша Гордиенко, разведчик и связной, чекист В. А. Молодцов-Бадаев, руководитель отряда одесских партизан, и многие другие — люди мужественные, несгибаемой воли, до последней капли крови преданные советской Родине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой, с позволения сказать, книге, рассказанной нам З. Травило, нет ничего особенного. Это не книга, а, скорее всего, бездарная запись баек и случаев, имевших место быть. Безусловно, наглость З. Травило в настойчивом предложении себя на рынок современной работорг…ой, литературы, не может не возмущать цивилизованного читателя, привыкшего к дамским детективам, дающим великолепную пищу для ума. Или писал бы, как все, эротические рассказы, все интереснее. А так ни тебе сюжета, ни слезы, одно самолюбование. Чего только отзывы (наверняка купил) стоят! Впрочем, автор и не скрывает, что задействовал связи и беззастенчивый блат для издания своих пустых россказней.
«…Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни.
Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений.За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джайлз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.