Синдром удава - [121]
В Красноярск прилетели ночью. Здесь появилась возможность пересесть на более быстроходный Ил-2, и к вечеру приземлились в Быково.
Встречали меня мама и ее сестра с мужем. Домой ехали на ЗИМе (служебной машине дяди).
Я смотрел на изменившиеся улицы, на высотные здания, которых раньше не было. Их тоже строили заключенные. Проехали по Кутузовскому проспекту, выехали на Минское шоссе (которое, кстати или некстати, тоже строили заключенные, еще до войны).
Несколько минут, и вот я дома... Отсюда ушел я шестнадцать лет тому назад... Возвращаюсь живым, на своих двоих — как предсказал самому себе накануне войны.
43. Воля по-советски
В Москве меня не прописали. Надо было уезжать за 101-й километр. Я объехал несколько городов в этом радиусе, но безуспешно. Отпугивала судимость. На очереди был Серпухов, там требовались строители.
В Серпухов приехал на исходе дня и сразу пошел в строительное управление. Там, действительно, требовались мастера, прорабы, инженеры. Иногородним предоставлялось общежитие. К сожалению, рабочий день уже закончился, завтра надо прийти с утра. Возвращаться в Москву не имело смысла. Нужно было куда-то устроиться на ночь. Начал накрапывать холодный дождь. В гостинице свободных мест не оказалось. Я решил обратиться к первому же прохожему. Им оказался хромой мужчина. Он увяз в грязи, и пришлось помочь ему выбраться на сухое место. Он крепко вцепился в мой рукав и стал требовать, чтобы я отвел его к какой-то Фроське, а сам даже не знал толком, где она живет. Я понял, что он не столько хромой, сколько пьяный. Он стал материть меня и потребовал «трояк» в качестве отступного. Видимо, спьяну принял меня за робкого «фраера». Сначала я хотел проучить его за «неджентльменское» поведение, но ограничился тем, что выдал ему порцию лагерного лексикона и оставил посреди улицы с хлопающими глазами и разинутым от удивления и неожиданности ртом. Ругая себя за потерянное время, я перешел на более освещенную улицу и решил обращаться только к женщинам. Долго никто не шел. Наконец показались две женщины.
Они хотели обойти меня, но я, опасаясь остаться на ночь на улице, не дал им пройти мимо и обратился как можно учтивее, с почти уже забытыми мною вежливыми словами. Видимо, это успокоило их, а просьба подсказать, где можно снять на ночь комнату или койку, даже настроила на шутливый лад. Та, что была постарше, сказала, что живет с мужем...
— Вот если Таиска, — она кивнула на спутницу, — полкойки уступит...
— Бессовестная, как тебе не стыдно! — взорвалась Таиска.
Я решил, что они меня неправильно поняли, и рассказал о своем затруднительном положении. Они посовещались, и старшая, Зинаида, сестра Таиски, сказала:
— Есть знакомая бабуля, с внучкой вдвоем живут. Свой дом у них. Да только вот не знаем, можно ли рекомендовать вас? Какой вы человек? Хороший или плохой?
Вопрос меня озадачил, и я неожиданно для себя ответил:
— Я... неважный.
Обе рассмеялись:
— Ладно уж, возьмем грех на душу. Идемте с нами, это недалеко. И постарайтесь бабуле понравиться. Она такого квартиранта ищет, чтобы внучке в женихи сгодился...
— Э-э нет, тогда не пойду! Мне сейчас жениться ни к чему.
Сестры снова прыснули со смеху:
— Ну и чудной же вы, еще невесты не видели, а уже отказываетесь. Да никто вас женить не станет. Переночуете и все. Не на улице же вам замерзать...
Бабуля оказалась недоверчивой и очень дотошной. Устроила мне допрос с пристрастием, прежде чем согласилась приютить. И опять мне повезло: внучки дома не оказалось, уехала в деревню. Угроза внезапной женитьбы миновала.
На следующий день меня взяли на работу в качестве инженера ПТО[27] и дали место в общежитии. Зинаида и Таиса стали моими первыми знакомыми в городе, а там постепенно и добрыми друзьями. Я часто заходил к ним посте работы. А летом вчетвером — Зина, ее муж, Таиса и я — ездили купаться на Оку.
В общежитии моим соседом по комнате был завскладом, молчаливый человек-отшельник. Вскоре его куда-то перевели. Вместо него поселили другого, разговорчивого, с волевым лицом и тяжелым подбородком. Представился он экспедитором. Вечерами, когда я измотанным возвращался с работы, он старался вовлечь меня в разговоры на политические темы. Все пытался выяснить «мою позицию».
Мне это показалось подозрительным... По субботам я обычно уезжал в Москву к родителям и приезжал либо в воскресенье вечером, либо рано утром в понедельник. Однажды он попросил меня сохранять и отдавать ему использованные мною в эти дни билеты на городской транспорт якобы для его служебных «экспедиторских» отчетов. Сомнений не было, МГБ продолжало опекать меня. По билетам можно было, не выходя из дома, проследить мои маршруты. Я притворился простачком и каждый раз по возвращении высыпал перед ним на стол горсть автобусных, трамвайных и троллейбусных билетов, не только своих, но и всех, какие мне попадались под руку.
В Серпухове я пробыл более года, и значился уже начальником строительного участка.
Однажды меня вызвали в паспортный стол, забрали паспорт и выдали новый: в нем не было пометки об ограничении местожительства. Сообщили, что судимость с меня снята... Вот так, буднично и как бы между прочим, завершился этот спектакль.
Повесть воспоминаний. Годы 1930–1955 — путь, уготовленный судьбой; порой невероятный и тем не менее реально прожитый.Воспоминания о наиболее значительных, но мало известных событиях на фронте и в глубоком тылу противника, событиях, умышленно искаженных или замалчиваем их. О трагедии под Харьковом весной 1942 года, о сумском подполье, о лагерях и заводах Круппа в Эссене и их уничтожении январской ночью 1943 года авиацией союзников.Рассказ о разведке, сражениях и плене. О побегах и участии в движении немецкого и австрийского Сопротивления.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.