Синдром подводника. Т. 2 - [24]

Сидя в шезлонге в штатном, почти горизонтальном положении, как обычно в состоянии дремы, я зафиксировал поданный моим сотоварищем-отсеком знак тревоги. Будто бы не будучи только что спящим, не меняя положения тела, я обозначил свой интерес к вдруг нарисовавшемуся явлению ленивым поворотом головы в сторону кормовой переборки. Кто пришел ко мне с проверкой, я понял, еще не успев довернуть голову в положение 90 градусов влево. Корсунов понимая, что его тайная операция им позорно провалена, все-таки пытался взять меня на арапа и с напускным торжеством победителя закричал:

— Ага! Попался! Я видел! Ты спал! Признавайся!

— Ты чего разорался? И потом, не кажется ли тебе, что доступ сюда разрешен не всем? А ну, вали отсюда! — ответил я совершенно бодрым голосом.

Сев на палубу торпедного помещения и свесив ноги в нижний ярус отсека, Анатолий принялся мне доказывать то, что я знал лучше его — про мой сон на боевом посту. Правда, сознаваться в содеянном грехе я не собирался. Поэтому вел себя, как мелкий жулик, которого почти поймали, да не удержали. Основным его аргументом было то, что, мол, невозможно не спать в том положении, в котором находился весь экипаж.

— Все спят на своих боевых постах, и ты спишь! — утверждал он.

Этот аргумент имеет весьма типичное и распространенное употребление. Вспомните, например, бесславно почившего российского олигарха Березовского и его уже ставшую крылатой фразу: «Все крали и я крал». Тем не менее я, не будь дураком-Березовским, не кололся, а все отрицал. И Толя в конце концов ушел восвояси, не удовлетворенный.

Эта идея-фикс еще долго торчала острой занозой в голове Толи Корсунова. Свидетельством тому явился его вопрос ко мне, обращенный добрый десяток лет спустя. В январе 1991 года, уже после его и моей демобилизации, я побывал на Дальнем Востоке, в том числе в Тихоокеанском. Там мы и встретились. Мы сидели у него дома и по-доброму общались за столом, когда он, слегка волнуясь и запинаясь, задал мне все еще волнующий его вопрос:

— Алексей, ну скажи, ведь ты тогда спал? Да!?

Я сразу уловил его жгучий, не угасший к тем событиям интерес. И мне стало неловко за себя. Как я мог допустить, чтобы из-за меня человек так сильно и долго мучился? С учетом срока давности не имело смысла запираться, да и очень хотелось порадовать Анатолия тем, что он был прав, поэтому я признался:

— Конечно, спал, — я сказал это искренне, а прозвучало мое признание так, будто я просто успокаиваю друга, прибегая к простительной лжи. И мне показалось, что вот теперь-то он точно не поверил этим словам и окончательно убедился, что в те далекие дни я его не обманывал.

И Толин груз лег на мои плечи.

Вывод: Как сложно порой сочетаются правда и ложь! Правда способна убить, а ложь — воскресить. Слово… нет цены его могуществу и власти над нами. Никогда не бросайтесь пустыми фразами, не соблазняйтесь легкой победой с помощью их обманных значений, ибо придет час разбрасывания камней и вместо торжества он принесет вам горечь, уже неотступающую.

Но это были лишь мои химеры… вибрации нечистой совести. На самом деле Толя обрадовано подскочил на месте и с многолетней убежденностью, как Галилео Галилей, вскричавший на костре: «E pur si muove!» (И все же она вертится!), — подхватил:

— Ну, я же был прав! Я же знал, что у тебя в голове часы, и ты к докладу просыпался.

Вот так Анатолию потребовалось более десяти лет, чтобы найти правду и, утвердившись в своей правоте, успокоиться. Наконец он получил ответ на мучивший его вопрос: «А спал ли Ловкачев на вахте?». Успокоился ценой того, что вверг в покаянное беспокойство меня.

Флотский порядок

На флоте существуют свой порядок, свои традиции. После окончания затянувшегося служебного мероприятия или работ с участием личного состава старший группы, будь то офицер или мичман, в первую очередь обязан позаботиться о моряках: накормить, уложить спать, и только потом подумать о себе. И это правильно, это всем нравилось. А вот что не нравилось?

Не нравилось, когда перед тобой ставят задачу или дают поручение, а дальше полагаются на твое творчество — средств для выполнения не предлагают. На вопрос, где взять то, без чего невозможно обойтись, отвечают:

— А вы, товарищ мичман, проявите смекалку и изыщите. Как будете исполнять, меня не интересует. Об исполнении задания доложить в срок.

После столь назидательного инструктажа и при такой прекрасной позиции руководства вдохновение не появлялось, даже не радовала предоставленная степень свободы. Задание выполнять не хотелось, зато так и подмывало послать тех, кто его выдал, подальше… и думалось о преимуществах рабства, когда включать смекалку не было необходимости. Но это в первые минуты, когда ты пребывал в состоянии истерической прострации под впечатлением от столь внимательного и предупредительного отношения и не мог сфокусироваться на предстоящем деле. Потом ты начинал успокаиваться, просыпался твой интеллект и появлялись первые проблески его подсказок. Приходило понимание, что если нет средств для выполнения задачи, значит, их надо раздобыть. И вот тут простора для полета фантазии открывалось ну просто не меряно.