Синдром фрица - [9]

Шрифт
Интервал

Ко мне подходил старый петух и косился.

Я был не соперник.

В этой книжке были нарисованы звери. Разные звери, даже киты. Киты меня поразили. Они всегда будто улыбались.

И дельфины тоже.

Но из всех картинок меня околдовала гиена.

Внизу была подпись: "Отвратительное животное. Питается трупами. По ночам в саванне слышен ее смех. Так рассказывают путешественники".

Я внимательно всматривался в гиену. Нарисованная в три четверти, с мордой круглоухой, поднятой вверх.

Я не видел в ней ничего отвратительного. Наоборот, ее морда внушала почтение. Как некрасивое лицо старика. В этой морде, с глазами, которые смотрели мимо тебя, было что-то человеческое.

У тигра была морда тигра, с тигриным выражением. У льва, у волка и рыси.

А у гиены было скучающее человечье лицо.

Я думал, что ее ненавидят за то, что она питается трупами. Теперь мне кажется, ее ненавидят за сходство с человеком. За ее хохот.

А в тот момент этот зверь стал моим тайным тотемом. Моим подкопом. Моим предательством. Моим смехом. В предательстве и в предателе подчас проявляется такая очаровывающая сущность. Предатели часто бывают поразительно красивы.

У меня была еще одна страсть. В отличие от "гиены", о ней знали дед и бабушка.

Я рассматривал черно-белые фото в огромной книге. Это был единственный том из пятитомника "История Великой Отечественной войны".

Дед где-то украл этот том. Он ругался, что все врут.

- - - Все было не так! - - - Не так! - - - Все было совсем не так! - - -

И дед использовал книгу на кухне. Ставил на нее сковородку с картошкой, чайник. Обложка потом пахла едой.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Я убегал в мою пещеру-курятник, садился у окошка, на ведро, поближе к свету и нашим двум потрепанным несушкам. Раскрыв толстый тяжелый том, я затихал надолго.

Черно-белые фото разрушенных, разбомбленных городов. Вглядываясь в развалины городов, я сидел так тихо, что несушки затягивали свои глаза и застывали.

Я летел над этими руинами. Над этими разрушенными улицами. Над скелетами домов. Над трубами исчезнувших заводов.

Людей не было в этих городах. В этих русских, белорусских, польских, немецких, чешских городах не было ни одного человека.

Наверное, даже фотограф был мертв. И камера сама снимала все это.

Эти руины.

Развалины. Это было для меня тогда самым красивым и спокойным на свете.

Я успокаивался, глядя на то, что осталось от городов. И во сне потом, ночами, я летал над этими городами. В полной тишине.

И просыпался спокойный. Спокойный, даже если меня будил крик пьяного отца.

А потом жизни многих людей, которых я встречал, казались мне такими же разрушенными, как те города. Такими же покинутыми, но не мертвыми.

И во взглядах, в душах, в телах некоторых были такие же руины.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Я любил серебро. В нем было одиночество.

Дед привез с войны много трофеев.

Это были его боевые трофеи. Он хвастался ими, когда напивался.

Его рассказы, его жестокие рассказы, полные дыма, шнапса и потных полячек.

Его хвастливые рассказы.

- - - Особенно хороша была прислуга в одном замке - - - Она была красивая - - - и немая - - - С тяжелыми волосами и кожей как мед - - -

Дед щурится.

- - - Она молча легла - - - сразу, как мы с Витьком вошли - - - мы даже не сняли каски - - - Она легла и смотрела в потолок - - - Я тоже смотрел в потолок, пока Витек пахал эту красотку - - - Потом он насвистывал - - - бродил по скользкому от гусиного жира залу - - - А я пахал эту немую - - - Витька ложился еще раз - - - Она только подтиралась синим подолом и морщилась - - - Затекли ноги - - - У нее затекли ноги! - - - Стерва! - - - Между ног у нее был окоп - - - Ей все было мало - - - Я плюнул и отступился. Она смеялась. В сущности, хорошая была баба - - - Мы потом валялись втроем и жрали тушенку - - - Витька потом напился - - - дурак Он был пацан совсем - - - В Берлине его охомутала одна немочка - - - Лысая была - - - как мое колено - - - Подбежала и говорит - - - ты убил моего жениха! - - - Теперь сам будешь моим мужем! - - - Он смотрит на нее - - - Девка с ума сошла - - - И говорит и говорит - - - А сама с него ППШ снимает - - - Ремень расстегнула - - - Гимнастерку начала - - - Витька стоит - - - Мы ржем - - - Только видим, плохо дело - - - Она совсем ненормальная - - - Раздела его - - - И давай петь - - - Поет и гладит - - - А он стоит со спущенными штанами - - - И тоже трясти его начало - - - Девка на колени встала - - - гладит - - - Рукой по телу водит - - - - - - Потом вскочила - - - И рукой так по глазам ему провела  - - - Будто закрыла их - - - Плохой знак это на войне - - - Тем более тогда- - - В конце- - - Будешь мужем моим?! - - - кричит - - - А он тихо так - - - Буду - - - Она хватает его за руку и тащит - - - В развалины - - - Мы за ними - - - Поздно - - - Смотрю, у нее из-под подола граната мотается - - - Да не одна - - - Две - - - Длинные пехотные - - - Мы на землю - - - Потом нашли клочки ее платья - - - Витьку похоронили в ведре - - - Все смешалось - - - там - - - где девка, где он - - - не разберешь - - - сложили в ведро - - - И закопали - - -


Еще от автора Дмитрий Святославович Бортников
СвиноБург

«Свинобург» — новая книга Дмитрия Бортникова, финалиста премий «Национальный бестселлер» и Букер за 2002 год. В своей прозе автор задает такую высокую ноту искренности и боли, что это кажется почти невозможным. «Свинобург» — это история мытарств провинциального русского мальчика, прошедшего путь от Саратова до Иностранного легиона и французской тюрьмы.


Спящая красавица

«Спящая красавица» - третье по счету произведение довольно громкого автора Дмитрия Бортникова. Со своим первым романом «Синдром Фрица» он в 2002 году вошел в шорт-листы «Нацбеста» и «Букера», известен переводами за рубежом. Чтение крайне энергетическое и страстное, шоковое даже. Почти гениальный микст Рабле, Платонова, Лимонова и Натали Саррот - и при этом с внятным скандальным сюжетом. Роман, о котором будет написано великое множество противоречивых рецензий и который способен затронуть наиболее интимные процессы любого читателя.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.