Синдикат киллеров - [4]

Тот кивнул.

—   Не понял! — настойчиво повторил водитель.

—   Ну усек... усек.

—   Все. Свободен. — И водитель указал на дверь.

Парень, не спуская с него глаз, вылез из машины и захлопнул за собой дверцу. И сейчас же грязные «Жигули» будто прыгнули с места и, несмотря на потрепанный вид, весьма споро рванули по набережной.

Молодой же человек, поглядев вслед и ненавязчиво осмотревшись, небрежно закинул сумку на плечо и отправился к Москворецкому мосту, а потом к ГУМу.

3

Владимир Иванович Молчанов, генеральный директор Средне-Волжского нефтяного концерна и президент акционерного общества, не любил себя широко афишировать. Худой, мосластый, ростом под сто восемьдесят, с удлиненным лошадиным лицом, жидковатой прической, сквозь которую просвечивала розоватая детская кожа, и надорванным «прорабским» голосом, он одевался скромно, в костюмы темных тонов и одинаковые серые шерстяные рубашки с расстегнутым воротом. И потому, глядя на него, никак нельзя было сказать, что перед тобой поистине босс, всесильный хозяин большой нефти практически всего Средне-Волжского региона, куда входили Самара, Оренбург, Саратов, а также Башкирия и Татария, ставшие с недавних пор Башкортостаном и то же Татарстаном. И все эти их «станы» — одна сплошная фанаберия, поскольку сами они ни черта не умеют. «Весь их суверенитет — вот он где, — нередко повторял Молчанов и молча сжимал и разжимал свой поросший темными волосами костлявый кулак. — Как закрою лавочку, тут они со своим нефтегазом...» А дальше следовала обычная «прорабская» нецензурщина. Большим мастером был по этой части Молчанов. Еще от прежних высоких руководителей областных парторганизаций унаследовал он уверенность, что мат — единственный доверительный способ общения начальства с рабочей массой. Это ей наиболее понятно и близко по духу.

Изредка, исключительно по неотложным делам приезжая в столицу, Владимир Иванович отправлялся прямиком в гостиницу «Россия». Дежурные администраторши, принимая от него традиционный командировочный набор — пару бутылок чистейшей «Посольской» самарского производства и разлива, сырокопченую самарскую же колбасу, равной которой пока никто в стране и за рубежом делать не научился, шоколадный набор высшего качества — не какая-нибудь вшивая Франция или Финляндия! — ну и в зависимости от сезона — свежая черная икра или балычок, копченая рыбешка, — так вот, получая свой сверточек в целлофановом пакете, дамы немедленно вручали ему ключи от не­большого полулюкса из двух комнат, выходящего окнами на набережную Москвы-реки. Молчанов терпеть не мог, когда в его окна заглядывали глаза домов напротив. Возможно, было в этом что-то мистическое, подсознательное, чего он и сам себе не мог объяснить, но что поделаешь... Даже дом свой под Самарой генеральный приказал построить на возвышении, открытом со всех четырех сторон.

В последнее время в прессе все чаще стали появляться сообщения об убийствах лидеров российского бизнеса. Ну, тут прежде всего думать надо, что это за лидеры и что за бизнес. Поскольку большинство из них были прямым порождением стихийно сложившегося и полностью лишенного всякого контроля со стороны правительства дикого рынка, где властвуют пещерные взаимоотношения и порядки, а споры решаются с помощью пули, видно, такая им и судьба выпала. Одно слово — Дикий Запад! Нехорошо, понятное дело, не по-божески, но, случалось, так и подмывало Молчанова кинуть в эту компанию «новых русских», как они себя почему-то стали величать с некоторых пор: да скорее бы перестреляли вы все друг друга, воздух бы очистили! Вот вы где все у нас, ножом у горла! За себя Молчанов не шибко боялся: во-первых, имелась весьма надежная по нынешним временам охрана, а во-вторых, все же не числил он себя среди этих нуворишей-жуликов, которых одна идея греет — сорвать куш и с толстым мешком отбыть за бугор. И желательно без эксцессов. А ко всему прочему ценили все-таки Молчанова в правительстве, с вниманием относились к нечастым просьбам и поддерживали, когда он настаивал. И ведь было за что ценить-то.

Он никакой не эксплуататор, зарплаты у него самые высокие в сравнении со смежными отраслями. Бытовые условия у рабочих тоже не хуже, чем у других. Все-таки Волга — не Сибирь, на мерзлоте стоящая. Всякие там столовки-заказы всегда на ходу. Это по России жрать нечего, а у Молчанова все рыбхозы схвачены, холодильники-морозильники. Тебе бензин нужен? — гони баранту! Что же делать, если гигантское государство на натуральный обмен переходит? Значит, сам живи и другим давай жить, как они желают. И Молчанов, словно мудрая рыба, спокойно чувствовал себя в мутной воде наступавшего безвременья, потому что никогда не брал дешевые приманки.

Так что, в сущности, боялся он не истерических прогнозов новых демократов, на всех углах кричащих о развале государства и экономики, а новых монополистов, активно содействующих этому необратимому, по их просвещенному мнению, процессу. Врут же, сукины дети, сколько раз история возвращалась на круги своя! Да если уж по совести говорить — рабочий класс должен горой встать за него, за Молчанва! А само государство? Даже дураку понятно, что и живет-то оно, если называть это состояние жизнью, одной нефтью. А не будь ее, давно бы перед Западом на коленях стояли, гуманитарную помощь выклянчи­вали. Дай нам, Боже, что тебе негоже...