Синагога и улица - [81]

Басшева отперла дверь квартиры, и на нее дохнула загадочная тишина. Впервые она ощутила обиду на умершего мужа. Неужели Шлойме-Залман не понимал, что, когда дети воспитываются в богатом доме и обучаются в гимназиях, отец, даже лежа на смертном одре, не сможет добиться, чтобы сын посвятил себя изучению Торы, а дочь вышла замуж за ешиботника? Похоже, что и вдова из такого дома не подходит для человека, посвятившего себя Торе.

11

На протяжении десятка лет разведенный Зеликман не думал о повторной женитьбе. Раз он нашел, в соответствии с законом, дозволение жить без жены, мысль о женитьбе больше не проникала в пределы его мира, ограниченного синагогой, домом и лавкой, — и все это в одном дворе на улице Страшуна. Когда какой-нибудь обыватель спрашивал, знает ли он, что пишут в газетах, реб Авром-Аба отвечал, что человеку незачем знать все. Когда какая-нибудь соседка дружелюбно пеняла ему на то, что он не ходит на прогулку летними субботними вечерами, как это делают другие достойные евреи, лавочник отвечал, что охотно пошел бы, будь у него больше времени. Женщине приходилось смеяться: оптовики и рыночные торговцы привозят ему товар прямо в лавку, покупательницы сами берут то, что им надо, в то время как он не отрывает глаз от святой книги. Разведенный раввин говорит, что у него нет времени прогуляться в субботу вечером? Да что там так много учить в этой Торе? Кроме того, реб Авром-Аба никогда не заходил к соседям на кидуш и не приглашал их к себе. Он даже не позволял, чтобы какая-нибудь соседка что-нибудь приготовила ему, а женщины восхищались им:

— Не сглазить бы, чтобы ему не повредило. Он крепкий мужчина, никогда не болеет. Только бы Всевышний ему помогал.

Точно так же и вдова Раппопорт сначала не пробуждала в нем никаких особенных мыслей и чувств. По просьбе ее покойного мужа он занимался с ее сыном, и она советовалась с ним по поводу дочери. Но когда дети Басшевы уехали, а она продолжила приходить со всякими вопросами, он начал понемногу понимать, что вдова привязалась к нему. Только тогда он увидел в ней женщину и вспомнил высказывания талмудических мудрецов относительно женщин — и положительные, и отрицательные. Задумался он и о своей бывшей жене Годл. Прошли годы с тех пор, как он отослал ей деньги, в свое время оставленные ею ему для ведения лавки перед отъездом в Ковенскую Литву. Однако он не знал, нашла ли она уже себе второго мужа. Теперь его начала мучить мысль: что, если Годл все еще не вышла вторично замуж и вдруг узнает, что он собирается жениться? Она будет его проклинать, говоря, что он поломал ее жизнь. Как раз тогда, когда он погрузился эти мысли, ему пришло письмо от бывшего ученика, где он писал, что становится женихом и приглашает свою мать на помолвку. Реб Авром-Аба обрадовался. Пока вдова будет у сына, она сможет всерьез обдумать свое положение, решить, готова ли на самом деле выйти замуж за старомодного еврея. Он же тем временем узнает, что случилось с бывшей женой. Поэтому-то он и разговаривал недружелюбно, когда она пришла к нему и рассказала, что не хочет ехать на помолвку сына. Он не желал быть причиной разлуки матери с ее единственным сыном.

После перерыва, продолжавшегося целый месяц, вдова снова пришла и рассказала, что все бумаги для поездки за границу уже готовы и что она едет. Реб Авром-Аба понял, что Басшева не появлялась весь этот месяц из-за его недружелюбного тона. Поэтому на этот раз постарался разговаривать с ней настолько деликатно и сердечно, насколько только было можно.

— Поезжайте себе на здоровье и храните веру во Всевышнего, в то, что Он знает, что делает. Если вы захотите и сможете остаться у сына, значит, такова воля Провидения. А если вам придется вернуться, то и это тоже Его воля.

Басшева неуверенно улыбнулась и сделала движение, как будто хотела переспросить, что он думает. Но и в этом, видимо, тоже была рука Провидения. Вошла покупательница и помешала продолжению разговора. Пока зашедшая домохозяйка возилась с товаром, реб Авром-Аба заметил, что госпожа Раппопорт одета на этот раз очень прилично и тепло. На ней было серое зимнее пальто с широким меховым воротником, высокие боты, глубокая круглая шапка и шерстяные перчатки. В руках она держала большую сумку. Лавочнику очень понравилось, что у вдовы достаточно ума сообразить, что к родственникам она должна приехать хорошо одетой. Однако он никак не мог понять, чем он, пожилой разведенный еврей, мог ей понравиться.

После отъезда Басшевы реб Авром-Аба написал своему товарищу по учебе в ешиве в Келем и раввину местечка Кибарт, где он когда-то женился, с просьбой узнать, вышла ли уже его бывшая жена вторично замуж или она все еще одна. В предыдущие годы склонный к отшельничеству лавочник не замечал, как летит время, настолько он был всегда погружен в молитву, в изучение Торы, в стояние целыми днями за прилавком, а потом — снова в молитву, снова в изучение Торы. Однако этой зимой он считал дни, недели и наконец дождался письма — не от кибартского раввина или от товарища юности из Келема, а от своего ученика, в котором тот сообщал, что его помолвка уже состоялась и свадьба будет на третью свечу Хануки