Символ и ритуал - [12]
Универсальной (не только для ндембу, но и для всего человечества) Тэрнер считает трехчленную классификацию, связанную с белым, красным и черным цветами. Эти три цвета (по крайней мере в архаических обществах) являются не просто различиями в зрительном восприятии разных частей спектра; это, по выражению Тэрнера, «сокращенные или концентрированные обозначения больших областей психофизиологического опыта, затрагивающих как разум, так и все органы чувств и связанных с первичными групповыми отношениями» [1, с. 80]. Не входя в подробности всех смыслов и обозначений, связанных с этими цветами, которые обеспечивают своеобразную первичную классификацию действительности, упомянем лишь, что эти три цвета способны вобрать в себя и символизировать основной телесный опыт человека (половое влечение, экскреторные позывы, голод, чувство агрессивности, страх, тревогу и подавленность). Заявляя, что телесный опыт человека посредством цветовой символики лежит в основе первичной классификации действительности, Тэрнер вступает в резкое противоречие с гипотезой Дюркгейма о том, что не социальные отношения основываются на логических отношениях между вещами, но, напротив, первые служат прототипом для последних. Дюркгейм полагает, что в основе древнейшей систематики природы может находиться лишь общество, но никак не индивид и что социальная структура и только она, собственно, и является истинной структурой отношений между вещами.
«В противоположность этому, — говорит Тэрнер, — я утверждаю, что именно человеческий организм и важный для его существования опыт образуют источник всякой классификации» [1, с. 79].
Таким образом, по Тэрнеру, основой для первичной систематизации явился индивид, а не общество. Но из этого не следует делать вывод о том, будто Тэрнер ставит психологическое над социальным и культурным или что он смешивает эти понятия. Сознаваясь в том, что «величие фрейдовской символики бессознательного» некоторое время представлялось в роли «главной парадигмы», Тэрнер вскоре стал подчеркивать решительное различие между психологическими и культурными символами (см., например, [6]). Опасность грубого истолкования культурных символов посредством психоаналитических концепций всегда была очевидна для английского антрополога. И хотя он считал, что осознанием богатства и утонченности изучаемого им феномена обязан фрейдовской убежденности в полисемичности доминантны символов и метафор, все же, с его точки зрения, фрейдовская модель «не может адекватным образом учесть драматические и исполнительские аспекты не только в самих ритуалах, но и в социальных и культурных процессах, в которых они коренятся» [10, с. 30]. Психоаналитическому пониманию символа Тэрнер противопоставляет следующее: «Проблема значения в символическом действии вытекает столько же из цели исполнения действий и процессов, сколько из любых основополагающих познавательных структур. Эти последние могут налагать некоторые еще не определенные границы на человеческие способности мыслить и действовать, однако свободные переменные, приспособленные для коммуникации и манипуляции в символическом действии, настолько разнообразны и многочисленны, а правила их комбинирования настолько просты и в то же время плодотворны для производства идей (включая вдохновенные и профетические идеи), что свободная воля достойно царит во время важнейших фаз социального процесса. Пределы устанавливаются в основном в ходе юридического, гадательного или ритуального действия, поскольку именно здесь в первую очередь нравственный порядок общества жестко утверждается как набор запретов на злостные (или попросту случайные) личные или групповые действия, совершаемые под влиянием корыстных страстей» [10, с. 31].
Вернемся теперь к вопросу о смысле и назначении ритуалов в традициональных обществах (хотя вполне возможно говорить и о ритуалах — причем не только сакральных, но и секулярных — в индустриальных обществах). В критические моменты перехода из одного статуса или состояния бытия в другое ощущается необходимость обновления циклов развития путем приведения их в контакт с невидимым миром теней, сил и неведомым самодостаточным существом, стоящим за ними. «Где бы ни найти циклическую социальную Систему, — говорит Тэрнер, — там же непременно будет найдена и социальная драма… А там, где есть социальная драма, там с полной вероятностью могут присутствовать ритуал или церемониальные институты восстановления» [5, с. 277].
Что же касается собственно ритуала ндембу с его богатой многозначной (пли «полисемичной») символикой, то он, безусловно, является великолепным инструментом «для выражения, поддержания и периодической очистки секулярной организации общества, не имеющего сильной политической централизации и наполненного социальными конфликтами» [5, с. 21].
К заслугам Тэрнера следует отнести тот факт, что он попытался описать функции и значение ритуалов ндембу по отношению не только к традиционным способам социальной и политической организации, но также и к воздействию современных перемен на социальную систему. При этом Тэрнер весьма трезво оценивает перемены — не преувеличивая их и не преуменьшая. Он указывает на ритуал как на адаптивный механизм, облегчающий принятие нового. С другой стороны, он полемизирует с теми, кто полагает, что новое способно бесповоротно разрушить традиционные институты, культуру, религию (включая, разумеется, и ритуал). «Если, — говорит Тэрнер, — настоящий быстрый темп перемен в Африке и вызванная им социальная мобильность когда-нибудь замедлятся и стабилизируются в социальном порядке, который сохранится на долгие последующие годы, то мы увидим широкое оживление ритуала, а возможно, и социальное порождение новых религиозных символов, так же как и возрождение многих ныне существующих» [5, с. 23]. Тэрнер, исследуя африканские ритуалы и будучи чрезвычайно строг и корректен в подаче материала, постоянно имеет в виду и европейскую (свою) культуру, и свойства человеческой природы и человеческих обществ в целом. В частности, мысль Тэрнера направлена на значение для всех культур «раздорных» (наравне с интегративными) социальных функций, а также на негативный опыт. Это тот опыт, который невозможно рассеять магическими заклинаниями или свести к бессмыслице позитивистской или лингвистической философией. Это, по выражению Тэрнера, та полулиминальность, которая, «вероятно, породила итоговый афоризм Людвига Витгенштейна: „Там, где человек может говорить, там человек должен молчать“ („Tractatus Logico Philosophicus“, Aphorism 7)» [10, с. 32].
Авторы руководства придерживаются взглядов петербургской психиатрической школы (И. М. Балинский, В. М. Бехтерев, В. Х. Кандинский, В. П. Осипов, П. А. Останков, И. Ф. Случевский и др.). Это получило отражение в представленной ими системе психиатрических представлений и понятий.Руководство написано в классическом стиле. С современных позиций рассмотрена патология всех психических сфер: восприятия, ориентировки, самосознания, памяти, мышления, речи, интеллекта, эмоций, воли, внимания и др. Сведения о расстройствах психической сферы и их диагностическом значении предваряются определением и психофизиологической характеристикой ее нормальной функции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как перестать быть одинокой, стервозной сучкой и найти олигарха своей мечты! Методичка для женщин на каждый день.
– Уж я-то своего ребенка знаю хорошо. Мой на дурное не способен, мы его в строгости растили и в честности. Никогда без разрешения не возьмет, ничего без спросу не сделает. Помню, совсем маленький был, соседка спрашивает: "Сашенька, можно я тебя поцелую?". Он к бабушке побежал, спрашивать.– Правильно, пороть надо, если слов не понимают. Вот мой отец, чуть что, за ремень – так я человеком вырос, до сих пор его уроки помню.– Ну что вы?! Ребенок должен расти в тепле, уюте, баловать надо детей, успеют своего хлебнуть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.