Симулякры и симулянты - [21]

Но он не ушёл сразу. Они выпили ещё за Рождество и только потом — на посошок. В результате Лощинин решил не идти в метро, они вызвали такси, которое и доставило профессора домой. Там Лощинин вычистил зубы и улёгся спать, довольный ужином и недовольный собой и разговором.

В конце концов он решил, что Белкин, вероятно, прав, и кругом все сплошь счастливые, добрые люди, только он сам — зол и несчастен. Это его странным образом утешило, и Лощинин заснул тяжёлым алкогольным сном.

Студентка Жукова получила у профессора Лощинина автомат, а студент Островский — двойку. Другие студенты этому обстоятельству никак не удивились — Жукова у многих преподавателей ходила в любимчиках, а Островский частенько пропускал занятия, а когда приходил на них, то вечно был не готов и не мог ничего сказать по теме семинара, как и не способен решить даже самые простые задачи. Тем не менее он как-то дотянул до четвёртого курса.

Жукова благоволила Островскому, который в ответ её немо обожал. Она дала ему конспекты лощининских лекций и заинтересованно расспрашивала его о результатах попыток пересдач. Дело у Островского шло туго — два раза он попался на шпаргалках. Потом в деканат позвонили родители Островского и, как он рассказал Жуковой, предложили заплатить деньги, поэтому Лощинину с просьбой звонил декан. В результате и в третий раз он пришёл к профессору, по-прежнему ничего не зная. Тот пожал плечами, написал в направлении на пересдачу «неудовлетворительно» и отправил Островского восвояси.

— Может, декан ему и не звонил? — спросила Островского Жукова.

— Да нет, звонил, родители с ним давно знакомы, зачем ему врать. Правда, может, деньги ещё не передал, я же у Лощинина про это не спрашивал, — с неохотой ответил Островский.

— С бюджетного места тебя за три пересдачи бы уже отчислили. Ты хоть определения выучи, не до конца же тебя тупость одолела, — немного презрительно улыбнулась молодому человеку Жукова, про себя уверенная как раз в обратном.

— Придётся, наверное, — угрюмо ответил тот. Прошёл Татьянин день и студенческий бал, и у Жуковой появился очередной поклонник в дополнение к остальным. Свободного времени у неё не было, и всё-таки Жукова не оставила своего старого замысла немного развлечься и поболтать с Лощининым. Не то чтобы она была злопамятна. Скорее, она обладала другими свойствами — способностью к неожиданным поступкам, последовательностью и любопытством.

Если бы нашёлся тот, кто сказал бы ей, что эти свойства, взятые в комбинации, могут приводить к изрядной жестокости, Жукова бы рассмеялась моралисту в лицо.

Закончилась первая неделя февраля, и Лощинин в очередной раз принял оставшихся двоечников. С некоторых пор он старался не оставаться с очередным двоечником с глазу на глаз, предпочитая, чтобы его вопросы и ответы студента слышали бы и другие пересдающие экзамен. Так было и на этот раз; причём Островский, к удивлению Лощинина, всё же ответил на три простых вопроса из пяти, за что и был вознаграждён положительной оценкой.

Когда профессор вышел из аудитории в коридор, его там уже ждала Жукова.

— Владимир Алексеевич, а можно пригласить вас на чашку кофе? — с нежностью в голосе спросила Лощинина красивая девушка, на которую в ипостаси собеседника за кофе он посмотрел первый раз. Профессор удивился, однако учебной нагрузки на сегодня не предвиделось, семестр в других вузах начинался только со следующей недели, и ему некуда было спешить. Он внимательно посмотрел на Жукову, но не заподозрил ничего дурного.

— Что ж, почему бы и нет.

Когда они вышли из здания Академии и пошли по улице, Жукова взяла профессора под руку. Лощинин удивился ещё сильнее и сказал:

— Жукова, я ещё не настолько одряхлел.

— Что вы, Владимир Алексеевич, это я хочу за вас подержаться; здесь так скользко… — Жукова смотрела ему прямо в глаза и улыбалась.

Петербургские улицы в феврале приобретают специфическое покрытие под совместным влиянием воды, мороза, песка и различных химических ингредиентов, разбрасываемых дорожными службами. Идти по улице можно только танцевальным скользящим шагом, которому коренные жители обучаются с детства. Периодически студентка ойкала и висла у профессора на руке, прижимаясь корпусом так, что он был вынужден её ловить. Она с удивлением обнаружила, что у её спутника сильные руки и что ей это приятно.

— О чём вы хотели со мной поговорить? — спросил Лощинин, когда они уселись в кофейне и сделали заказ.

— Видите ли… вы мне нравитесь, профессор, — произнося эту фразу, Жукова то опускала, то поднимала глаза и усиленно хлопала ресницами.

«Они совсем обалдели, что ли», — безрадостно подумал о молодых девушках Лощинин. Вслух он, однако, произнёс нейтрально-уточняющее:

— В смысле?

«Вот же гад», — ласково подумала про профессора Жукова. «Другие на его месте уже подпрыгивали бы от счастья, а этот. избалованный», — и она пошла ва-банк:

— Во всех смыслах.

Лощинин мрачно посмотрел на неё и ответил:

— Если во всех смыслах, то тогда вы меня определённо пугаете, Жукова. Давайте сосредоточимся на чём-то одном или прекратим этот странный разговор.

— Я хочу в магистратуру, а потом и в аспирантуру — но именно к вам.