Симпатия - [6]

ДЖУЛИАНА: Теперь ты сам видишь, что ты полностью лишился дара придумывать и перевоплощаться! Почему, почему это происходит? Видимо, одному только богу известно, что сейчас творится с твоей душой. Но, чтобы там не происходило, я уверена, что речь идет о чем-то грандиозном. Только оно… не находит себе выхода наружу.

ТУЛЛИО: Не находит выхода наружу.

ДЖУЛИАНА: Ты должен дать понять людям, чего ты стоишь на самом деле! Что ты можешь быть не только обходительным и нравиться, когда ты этого хочешь, что у тебя есть также сердце, что ты добрый, исполняешь честно свою работу… но никто и никогда не сможет оценить твои истинные качества, если ты будешь все делать как сегодня.

Есть что-то, что заставляет тебя находиться в тени. И именно там, в тени, ты научился завидовать другим, тем, кто у тебя на виду. Тебя устраивает роль созерцателя, но в глубине души ты хотел бы, чтобы другие вытащили бы тебя из мрака на божий свет, туда, где они обитают. Один ты не в состоянии сделать этого. Ты любишь людей, но сдерживаешь свои чувства, так как боишься, что тебе они могут не ответить взаимностью. Всё, даже любая мелочь, оставляет в твоей голове и в твоей памяти глубокий след, вокруг которого ты затем плетешь тончайшую вязь; ты, болезненно реагирующий на дефицит культуры у своих собеседников, и, вступающий в полемику с ними по любому самому банальному поводу, не любим ими. Люди чувствуют себя оскорбленными, хотя и не обделенными твоей любовью. Жутко оскорбленными. Вот почему даже самая смиренная любовь оказывается решительно отвергнутой.

ТУЛЛИО: И что же я должен делать, чтобы услышать от них слова благодарности? Лицемерить самым бессовестным образом. Прилагать к закупленной вещице в качестве бесплатного подарка фирмы самое совершенное лицемерие! Не перегружать мозги, чтобы все было идеально запрограммировано: каждое слово, каждый комплимент, каждый жест и улыбка… Торговать воздухом, но в хорошей упаковке, подавать пошлость под таким соусом, чтобы она была неотразимой, притягивала к себе, гарантировала коммерческий успех… Продавать лицемерно самих себя, утопив в океане лицемерия мыслящую часть человечества.

ДЖУЛИАНА: Туллио, я хотела просто поговорить с тобой, но сейчас я даже не знаю, чтобы тебе сказать еще такое. Так устроен наш мир: мы вынуждены существовать определенным образом, хотя хотели бы быть совершенно другими. Я даже о себе толком не знаю, кем бы я хотела быть, у меня на этот счет нет никаких мыслей, но, если бы они даже и были, то им была бы грош цена.

ТУЛЛИО: Джулиана, ты любишь своего мужа?

ДЖУЛИАНА: Конечно! Он веселый, забавный, живой, как когда-то ты в детстве. Все его любят. Иногда, когда ты грустишь, шутка, даже самая банальная, может пойти на пользу.

В некоторые моменты, особенно с клиентами, ты должен вести себя, как он. Попробуй, что ты от этого потеряешь? Ты и он это две вселенные, между которыми я обитаю: то я нуждаюсь в одном, то в другом. Мне всегда кого-нибудь из вас не достает. Знаешь, мне тоже не нравится та роль, которая отводится мне! Точно так же, как и тебе не нравится твоя роль. Я тоже хотела бы быть другой. Просыпаться по утрам и заниматься чем-то стоящим, пусть трудным делом, но своим: быть самой собой! А я, чем я здесь у вас занимаюсь, Туллио? Я вам немного помогаю по магазину, но, на самом деле, я почти и не работаю. Я робкая и мне стоит не малого труда быть веселой с клиентами. И тебе тоже доставляет удовольствие, когда я начинаю смеяться, вот я и стараюсь. Я простая, ничем не примечательная, и люди мне дают это понять тотчас же, особо не церемонясь. Хотела бы измениться, но это вне моих сил. А ты, Туллио, при желании мог бы измениться?

Ты презираешь лицемерие, ничем неприкрытую фальшь и находишь в себе силы бороться с ними, даже ценой того, что тебе приклеивают ярлык антипатичного. Однако, ты страдаешь; я вижу, как ты от этого страдаешь.

ТУЛЛИО: Да, я от этого страдаю, но, что я могу поделать? Поменять себя в мои тридцать лет? Но ради кого? Чтобы взять какие-то высоты? Беспринципность, лесть, покорность, бесконфликтность, разные привычки… Это те боги, которые обитают в твоей вселенной, и новые боги, которым надо поклоняться?

Раздается громкий звук звонка.

Джулиана направляется открыть дверь и звонок прекращается. Входит Альберто Босси. У него уставший вид и при нем чемоданчик с драгоценностями. Смотрит на жену и к своему удивлению замечает, что та без туфель.

АЛЬБЕРТО: Что с тобой…? Как можно и здесь, в таком месте!

ДЖУЛИАНА: Уффа! (Одевает свои туфли).

АЛЬБЕРТО: Я немного опоздал, но во-первых, потому что имел право на отдых, и во-вторых, потому что мне позвонил мне мой отец. Упрямец, вознамерился жить один… А теперь — жалуется: «Я чувствую себя плохо, навестите меня», и заставляет меня мчаться к нему каждый раз, когда он звонит. Вряд ли удастся кому-нибудь уговорить его покинуть дом, в котором он столько лет прожил вместе со своей женой… (Обращаясь к Туллио) Чао. Как клиенты?

ТУЛЛИО: На них нет даже и намека.

АЛЬБЕРТО: Неудивительно, ведь, здесь был ты.

ТУЛЛИО: Был я… (с намеком) но сейчас меня больше нет.