Симфония любви - [6]

– Разбойники? – подхватив чемодан, Мария поторопилась войти в фойе. Рот ее открылся от удивления, когда она рассмотрела внутреннее убранство дома.

– Ну да, разбойники. Теперь нельзя чувствовать себя в безопасности в собственном доме, – горничная захлопнула дверь, и эхо гулко разнеслось по коридорам. Уперев руки в бока и внимательно оглядывая Марию, девушка добавила: – Всего две недели назад мажордом лорда Мидлтона открыл дверь девице, которая сказала, что приехала по приглашению леди Мидлтон. А вслед за ней в дом ворвались целая дюжина проклятых негодяев. Они вместе с этой глупой сукой, которая вовсе не была другом леди Мидлтон, связали всю семью и обчистили замок.

Она фыркнула.

– Леди Мидлтон до сих пор впадает в ярость, когда вспоминает об этом.

– Ужасно, – отсутствующим тоном ответила Мария, проводя пальцами по стенным панелям с богатой резьбой и резным ангелочкам из красного дерева, смотревшим на нее из глубоких ниш.

– Ужасно – не то слово. Некстати, экономки обычно пользуются черным ходом…

– Но я не экономка, – она взяла в руки фарфоровую вазу и поднесла ее к укрепленному на стене мерцающему масляному светильнику. – Я здесь, чтобы ухаживать за юным Салтердоном.

– Юным Салтердоном? – девушка выхватила вазу из рук Марии и поставила на стол.

– За внуком герцогини. Он болен, кажется. Инвалид? – Подойдя на цыпочках к лестнице и коснувшись пальцами сверкающих перил, она всматривалась в темноту наверху. – Естественно, я бы хотела как можно скорее увидеть его.

– Ладно, – в голосе горничной слышалась насмешка. Она обошла вокруг Марии, довольно бесцеремонно задев ее плечом, и стала подниматься по лестнице, нарочито покачивая худыми бедрами и недовольно ворча.

– Она говорит, что хотела бы увидеть его как можно скорее, как будто она сама герцогиня, черт бы ее побрал. А потом она скажет, чтобы я распаковывала ее проклятый чемодан и погладила ее кружевные панталоны… как будто мне больше нечего делать… как будто у меня прорва свободного времени.

Очевидно, что ожидания Марии быть встреченной приветливыми слугами в униформе и сверкающих белизной домашних чепцах, были всего лишь пустыми фантазиями, как и то, что к ней подойдет важный добрый мажордом и, слегка наклонив голову, представит ее прислуге. И что экономка проводит ее в теплое, уютное местечко рядом с кухней, предложит горячий чай и теплые пышки с маслом и сливками.

Вместо этого Марию вели по запутанным коридорам, не оставляя времени как следует разглядеть внутренности огромного дома, который, как она предполагала, при ярком свете дня выглядел бы если не очаровательным, то более уютным.

Она почти бежала, чтобы успеть за широкими уверенными шагами горничной. Перед ее взором мелькали уходящие в северном направлении галереи, дубовые лестницы, ведущие в темноту, туда, где высоко над головой смыкались обшитые деревом стены, образуя богатые резные своды. Таща за собой чемодан, Мария пыталась поддерживать разговор.

– Я и представить себе не могла, что дорога из Хаддерсфилда займет два дня. Мы даже не останавливались, чтобы поесть, только сегодня утром зашли в таверну за Ланкаширом… Наверное, я опоздала к чаю?

Ответа не последовало.

– Стыдно признаться, но это моя первая разлука с домом и семьей. Вы давно работаете в Торн Роуз?

Молчание.

Мария нахмурилась.

Воздух был холодным и сырым, как в склепе, окна и дверные проемы образовывали устремленные ввысь арки с контрфорсами. Все это выглядело таким мрачным и пустынным, несмотря на роскошь, что никак не вязалось с подходящей для больного ребенка обстановкой. У парня, за которым ей придется ухаживать, без сомнения, непростой характер. «Без света нет радости. Без радости нет жизни!» – часто повторял Пол с ясной улыбкой.

Маленькое полутемное помещение, куда привели Марию, располагалось наверху. Преодолев четыре лестничных пролета, они оказались среди расположенных в ряд одинаковых крошечных комнат для слуг, где свободного места было ровно столько, чтобы лечь или встать с постели. Одинокий серебристый луч, пробивавшийся сквозь задернутую занавеску единственного окна, светлой полосой лежал на полу у кровати. Вошедшая первой горничная нащупала лампу, зажгла ее и недоверчиво взглянула на Марию.

– Не понимаю, почему герцогиня выбрала именно тебя, чтобы ухаживать за ним. Клянусь, у нее не в порядке вот здесь, – она постучала пальцем по лбу, еще раз окинула взглядом Марию и покачала головой. – Надеясь на чудо, она привозила сюда мужчин, каждый из которых был в три раза больше тебя, но ни один не выдержал дольше двух недель. Все уехали, заявив» что скорее небеса разверзнутся, чем они проведут еще один день с… этим чудовищем.

– Какие жестокие слова! Любую одинокую душу или сердце можно спасти добротой и терпением.

Горничная фыркнула, приподняв брови.

– Ты его еще не видела. Ладно, неважно. Скоро сама все узнаешь, – сказала она и добавила, двинувшись в сторону двери: – На твоем месте я бы запиралась. Никогда не знаешь, кому вздумается вломиться к тебе ночью. В прошлом месяце виконтесса Крепшой проснулась и обнаружила, что человек, руки которого гладят ее тело под ночной рубашкой, вовсе не муж, а незнакомец в маске. Целых два часа он насиловал ее. Кроме всего прочего, у нее опустошили шкаф с бельем. Двумя днями позже ее лучшая сорочка была обнаружена висящей на позорном столбе в Найчелс Холлоу.