Симбиоз - [5]

Но ностальгия совсем не помогала разобраться в происходящем и выработать план действий. Такого надёжного способа связи с высшими силами и подсознанием у меня не было, интуиция тоже молчала.

Уже от безысходности я полезла смотреть показания климатических датчиков. Температура, влажность, давление, атмосферный состав… Стоп. А с давлением у нас что?!

Некоторое время я тупо созерцала красивые стрелочки, наглядно демонстрирующие направление сил, воздействующих на пространство под обтекателем. Стрелочки безжалостно растягивали «Выпь» и всех её соседей в противоположные стороны. Гравкомы — гравитационные компенсаторы — исправно создавали там корабельное поле, но не исключали воздействия притяжения планеты. Сила воздействия по сравнению с заявленными характеристиками излучателя была ничтожной, но стоило вправить мозги компенсаторам, и наше положение в пространстве сразу определилось.

Проще говоря, «Выпь» укачало и слегка мутило. А некоторые люди ещё утверждают, что техника бездушна! Вот как им после такого верить?

Впрочем, так говорили только те, кто никогда с ней по — настоящему не работал. Дело ведь не только в наличии или отсутствии искусственного интеллекта, даже у самых простых вещей есть своя душа, у них бывает дурное настроение, они умеют бояться. Боятся они, правда, совсем не того, чего боятся люди; вещи не знают, что они тоже смертны.

Я, например, точно знаю, что кухонный агрегат боится темноты. Кто ответит, почему? Может, этот страх преследовал человека, который подсоединял его на корабле? Или чинил когда‑то? Или участвовал в составлении программы? Но я всегда оставляю на камбузе дежурное освещение, и тогда наутро приготовление пищи проходит без всяких трудностей. Остальных я, конечно, не раз предупреждала, что полностью гасить свет нельзя, но периодически об этом забывают, и тогда утро неизменно начинается с ворчания тёти Ады. Старый агрегат, конечно, сбоит не только по этой причине, но её тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Объяснять, почему в кухне нужно оставлять хоть немного света, я даже не пыталась: поднимут на смех. Больной, конечно, не посчитают, но… так нам всем проще. Мне проще наврать с три короба, что где‑то замыкают какие‑то цепи и сбоит программа, окружающим людям проще считать вещи бездушными вещами.

Впрочем, возможность наличия собственной воли у таких объёмных систем, как сам корабль или некоторые его наиболее сложные части, признают даже скептики вроде дяди Бори.

Вправив мозги «Выпи», я не стала сразу отключаться, а позволила себе немного побродить в вирте, осматриваясь и лишний раз проверяя самые беспокойные и «тонкие» места. Необходимости в проверке не было, просто я слишком люблю это ощущение, когда можно заглянуть почти в каждый потаённый уголок огромного тела корабля. Кажется, что ты — не сидящий в кресле человек, а неотъемлемая часть этой системы, причём не просто часть, а без малого всемогущая и всеведущая. Я каждый раз в такие моменты задумываюсь: может, установить себе бионику — биологические имплантаты, облегчающие подобный контакт? Сейчас такие были у большинства людей, не только работающих с техникой по долгу службы, но и делающих это для собственного удовольствия и развлечения.

Почему я до сих пор не пополнила их ряды… В детстве я об этом даже не задумывалась, всё равно подобные изменения с собственным организмом можно проводить только по достижении двадцати лет. А в двадцать я уже жила на «Лебеде» и постигала тонкости профессии под руководством Ефимыча, считавшего подобные вещи баловством и проявлением нежелания думать собственной головой. И до сих пор оставалась «чистой», хотя и у Василича, и у дяди Бори кое — какое «электричество в мозгах» присутствовало: штурману оно помогало производить сложные объёмные вычисления, не доверяя их компьютеру, пилоту увеличивало скорость реакции и позволяло лучше «чувствовать» положение и движение корабля в пространстве. Даже тётя Ада, сетуя на ухудшившуюся память, подумывала об имплантатах.

А я, побродив по кораблю, в очередной раз отмахнулась от этой идеи и решила оставить всё как есть. Справляться со своей работой и получать удовольствие от её выполнения отсутствие бионики не мешало, так к чему лишний раз ложиться под лазер? К тому же, меня терзали определённые сомнения: как бы с бионикой не свихнуться к зечикам! Я и без неё порой терялась между виртом и реальностью, с ней же могла заблудиться окончательно, и выводили бы меня оттуда психиатры с психокорректорами. Вывели бы, конечно, потом подкрутили что нужно в заклинивших мозгах для предотвращения рецидива, — они и не такое лечат, — но их ещё надо найти в открытом космосе! А если прыжок на станцию в какой‑нибудь медвежий угол? И перед стыковкой что‑нибудь в шлюзовых системах сбойнёт? Наверное, я и в психозе смогу такое поправить, но проще не рисковать.

Собственная голова и некоторые её реакции порой озадачивали даже меня саму. Всё было не страшно и достаточно мило, чтобы считаться не трещиной в коре[1], а очаровательным чудачеством и изюминкой, но я старалась внимательно отслеживать эти проявления, чтобы хотя бы попытаться отсечь момент, когда станет совсем не смешно. Где уж при такой жизни бионику ставить!