Силуэты - [102]
«Может быть, вы думаете, что мне чужды великие идеи свободы, народа, отечества? Эти идеи — часть нашего существа. От них никто не может уйти. Но вот вы разговариваете о пробуждении, о подъеме моего немецкого народа. Вы утверждаете, что он не позволит вырвать из своих рук свободу, которую он так дорого купил, жертвуя своим достоянием и жизнью. Но разве немецкий народ проснулся? Сон был слишком глубок, и первая встряска не может привести его в чувство. Не спрашивайте меня больше. Прокламации иностранцев о наших я сам нахожу превосходными. Ах, ах, коня, коня, полцарства за коня!»
Но коня ему не дали. Ему дали полцарства, половину «великого герцогства» Веймарского, но коня, чтобы руководить какими-то великими политическими атаками, ему не дали.
Наполеонофильство Гёте, однако, было всем заметно. Он совершенно ясно сознавал, что Наполеон не только враг немецкого отечества, но что он несет с собой более высокий уклад. Эту черту Гёте понимают и вожди современной нам германской реакции. Так, Людендорф, «великий маршал», клеймит Гёте за то, что он был недостаточно французоедом. Еще интереснее, что мадам Людендорф издала книгу, в которой утверждает, что все великие немцы были убиты жидами или масонами: в частности, Шиллер был отравлен масоном Гёте, — и эта глупая и грязная книга разошлась в «культурной» Германии в 30 тысячах экземпляров! Уже по этому можно заключить, что «правая Германия» далека от безусловного преклонения перед Гёте и проявляет довольно странное «критическое» отношение к нему.
Конечно, у Гёте политика — слабейшая сторона его деятельности. Гораздо более близок нам Гёте — философ, ученый и поэт. Но все же для политической характеристики его надо сделать еще одну существенную прибавку.
Гёте к концу жизни уже начал замечать внутренние противоречия, которые несет с собой развитие буржуазного общества. Он крепко любил труд, любил технику, любил науку. Не эти сильные стороны буржуазии его отталкивали: его отталкивали торгашеский дух и хаос, которые несла с собой буржуазия. Поэтому он пытался нарисовать для себя строй, в котором торжествовало бы плановое начало и где свободные и трудящиеся люди были бы объединены в трудовой союз. Это отразилось в последней части великой драматической поэмы «Фауст». Это знаменитые строки очень часто приводятся, но нелишне их еще раз привести — они показывают, как Гёте переходит за грани своего века:
Только тот, кто действительно творчески содействует людям, кто не жаждет покоя, но словом и делом борется за победу жизни, кто сопротивляется тем силам, которые стараются заковать их, только тот может сказать, что он прожил плодотворно свою жизнь.
Итак, Гёте-мыслитель и Гёте-поэт гораздо ближе нам и гораздо важнее, чем Гёте-политик. Правда, даже в области общественно-политической в творчестве Гёте все время сказывается передовой бюргер, гражданин. Но все же восстание молодой буржуазии против старого мира чувствуется гораздо сильнее в поэзии и философии Гёте.
Колоссальная сила его музыки, его образов имеет источником молодость класса. Обыкновенно те, кто просыпается к творчеству передового класса, обладают свежестью восприятия; они создают свой язык, они становятся резервуаром всего того, что может и должен воспринять обновленный человек. И Гёте говорит:
«Нужно любить, нужно ненавидеть, нужно бороться, нужно содрогаться; это может сделать жизнь горькой, но без этого вся жизнь — хлам».
Сила, активность, жизненность Гёте делают честь буржуазии, породившей эту орлиную молодость. Но зато бесчестие для буржуазии жизнь Гёте — постольку, поскольку она его молодость сковала, ограничила и поскольку она вообще ни при каких условиях программы этой молодости выполнить бы не могла.
Как поэт, Гёте обладает еще возможностью с необыкновенной силой выражать то, что он чувствует. Говоря об этом, он характерным образом на первое место среди всех переживаний ставит страдание: «Если обыкновенный человек в горе умолкает, то мне некое божество дало силу рассказать все мои страдания».
Еще долго мы будем разбираться в гётевском творчестве, потому что теперь наступает время разобраться в нем по-настоящему.
Выше были приведены замечательные цитаты из Энгельса, где он оценивает глубоко революционный характер философской концепции Гёте.
Я хочу закончить мою статью одним философским письмом Гёте. Это — одна из самых светлых, глубочайших страниц, которые были когда-либо написаны.
«Не могу не поделиться неоднократно владевшей мною в эти дни радостью. Я чувствую себя в счастливом единогласии с близкими и далекими, серьезными, деятельными исследователями. Они признают и утверждают, что нужно принять в качестве допущения нечто неисследимое, но что затем самому исследователю нельзя ставить никакой границы.
