Силуэт танцующей звезды - [21]

Через час Женька держала в руках красиво переплетенный диплом, любуясь его прозрачной обложкой с витиеватой надписью. Конечно, впереди еще самое трудное — защита, однако думать о ней не хотелось совсем, тем более сквозь тучи, наконец, проглянуло солнце и впереди маячит славный вечерок в веселой компании. Жаль, правда, что Трофим не идет сейчас рядом с ней, она бы многое дала, чтобы ощутить в эту секунду его крепкую руку на своем плече. Или на талии. Как давно он не обнимал ее! А она, дурочка, вместо того, чтобы тосковать о его поцелуях и ласковых прикосновениях, изводила себя черными страхами, пугалась и тряслась от безумных предположений!..

Это свойство ее характера, наверное. Когда их семья окончательно развалилась, она была маленькой третьеклассницей с огромными белыми бантами на голове, и родители еще долго изображали — ради нее, ради ее счастливого детства — любящих и заботливых папочку с мамочкой, а она чувствовала фальшь, но не желала огорчать их, и поэтому делала вид, что верит в их игру… Потом был развод, и снова она плакала ночью в подушку, но днем утешала маму. К тому же папа ведь не забыл ее, и все так же возил се на море летом, присылал подарки на дни рождения и раз в месяц навещал. С тех пор прошло столько лет, и она привыкла улыбаться и не поддаваться неудачам. Вот только во всем белом она всегда ищет черное, потому что на свете не бывает ничего вечного, и все хорошее обязательно когда-нибудь кончается. По крайней мере, она так думала до тех пор, пока не встретила Трофима и не поняла, что все может быть и по-другому! Нестрашно, спокойно и легко.

Женька набрала полную грудь воздуха и резко выдохнула. Так, один раз, два, еще десять вдохов-выдохов, и в ее голове опять засияет солнце, такое же ясное, как на небе. Ей не о чем переживать. Мамины судорожно стиснутые в замок пальцы и тревожные разговоры — это всего лишь минутное настроение, и очень скоро она сама забудет об этом, и значит, Женька может освободить свою голову от этой проблемы. Проблемы-то и нет никакой! Из-за наплыва родственников мама давно нормально не общалась с Иваном Семеновичем, вот она и нервничает. А как только они встретятся, все бури свернутся в комочек и сгинут, и опять наступит тишь и благодать, без непрерывных тягостных воспоминаний о несложившемся прошлом. Так всегда было, Женьке ли не знать этого!

Написав Трофиму эсемеску, Женя двинулась к бабкиному дому, заходя по дороге в любимые магазины и глазея на витрины. Почему-то только сейчас она вдруг осознала, что началось лето! Холодное, с куртками и зонтами, но все-таки самое настоящее лето, с Волгой, на которую она отправится, как только вода потеплеет и можно будет загорать, с уличными каруселями и разноцветными лотками с мороженым. Лето, которое принесет ей долгожданную свадьбу с любимым мужчиной.

За весь спектакль она ни разу не хлопнула в ладоши. Народ вокруг то и дело взрывался аплодисментами, особенно в те моменты, когда великолепный мавр во всем черном взлетал над сценой в немыслимом прыжке, или когда хрупкая Дездемона убегала и никак не могла убежать от него, падая ему в объятья и приникая всем своим тонким телом к его широкой груди… Кое-кто с третьего яруса кричал «Браво» и «Бис», но Женька молчала. С первой же музыкальной ноты она вросла в сиденье — и так и просидела статуей до конца спектакля.

Опять все ее существо настроилось на волну Игоря Ворона. Как будто не она утром рассматривала свой диплом и гордилась проделанной работой, и не ее ноги медленно шли от материной девятиэтажки до бабкиного дома, не ее рот болтал с Оксанкой и пил кофе с суворовским печеньем, потому что бабки не оказалось дома и можно было себе это позволить… Все это осталось где-то в другой жизни, а в этой есть только сцена, на которой царит тот, чьи то ли серые, то ли синие глаза никак не отпускают ее от себя. Ни на шаг…

— Здрасте!

Спектакль закончился двадцать минут назад, и все это время Женька стояла возле черного входа в театр, поджидая Ладку с компанией. И как раз в тот момент, когда она наклонилась завязать шнурок на кроссовке, дверь отворилась и на улицу вывалилась веселая разномастная толпа артистов. И первым, конечно, появился человек, из-за которого Женька едва не задохнулась во время спектакля, от волнения и восхищения забыв про дыхание… Теплый взгляд сверху вниз — до чего же он высокий! Если сидеть на корточках, задрав голову, и смотреть на него, то он кажется великаном. И как же это странно, что этот огромный необыкновенный мужчина заметил ее, такую маленькую, и даже поздоровался, и улыбнулся!

— Привет! — Женька вскочила и тут же отшатнулась, обнаружив на уровне своих глаз мужскую грудь с расстегнутым воротом толстовки, и даже, кажется, заметив между ключиц бьющуюся жилку… Игорь Ворон осторожно поддержал ее под локоть и вместе с ней — оставив свою ладонь на ее руке! — спустился с крыльца, и за ними, смеясь и галдя, выбежали Ладка с Лешей, Денис и еще какие-то ребята, незнакомые Женьке.

А потом началось счастье, которое захлестнуло Женьку и буквально утопило ее в себе, и ее неподвижность статуи сменилась горячей пульсацией во всем теле и безудержным весельем. Лешка рассказывал анекдоты, и она смеялась, и когда ее глаза встречались с серыми глазами Ворона, она не пряталась от них и продолжала искриться весельем, и ее мысли смешались с чувствами и превратились в одну большую петарду. Фейерверк, который грянул над ней ровно в восемь часов двадцать две минуты, когда на ее локоть легла рука великолепного мавра…