Силой и властью - [22]

— И ты будь здоров. Отошли Огена, поговорим.

— Оген мне как сын и, слава богам и законам Орбина, — купец покровительственно положил руку на плечо невольника, — будет наследником…

Рауф мог долго распинаться о собственном великодушии и благородных помыслах. Для пользы дела Нарайн даже не прочь был его послушать, тем более что, как правило, фарис не врал. Но только не сегодня: сегодня заботы приятеля о судьбе его мальчиков казались смешными.

— Да-да, все понимаю, — перебил он, не дослушав. — Именно поэтому аквамарины у твоего Огена все еще в носу, а не на шее. Отошли парня, наш разговор не для него.

Когда юноша удалился, а его хозяин недовольно поджал губы и уселся напротив, Нарайн подумал, что все же не стоило так грубить — покупатель должен быть заинтересован, а не оскорблен. К счастью, почтенный Камади умел прощать мелкие обиды, если рассчитывал на выгодную сделку.

— Рауф, мне нравится, что ты так добр к мальчишке, — улыбнулся Нарайн примирительно. — Иначе сегодня я бы к тебе не пришел.

— Ладно, что уж там. Огена предложил мне ты…

— И угадал, верно?

Рауф усмехнулся:

— Верно. Ты знаешь, что мне понравится.

— Но Оген всего лишь ласатрин. На что ты готов, друг мой Рауф, чтобы вдеть аквамарины в нос орбиниту?

— Ты смеешься? — фарис и сам хотел засмеяться хорошей шутке, но увидев, что Нарайн совершенно серьезен, ответил: — На сапфиры. И еще на многое. Но к чему эти пустые разговоры?

Тогда Нарайн молча распахнул плащ и пересадил сонного мальчишку со своих колен на стол. Малыш вроде начал просыпаться: пошатываясь, уперся руками в столешницу, заморгал мутными от дурмана глазами.

— Боги мои! — Рауф аж со скамейки подскочил. Потом снял с ближайшей стены светильник, сунул мальчишке прямо под нос. — Что это? Твое предложение?

Нарайн молчал, только едва заметно улыбался. Пусть уж клиент выскажется, может, и цену сам назовет. Клиент между тем вертел детскую мордашку около светильника и так, и этак, перебрал локоны над ухом, оттянул веко, заставил открыть рот. Потом, взглядом спросив позволения, снял с него рубашку. Малыш сидел спокойно, только когда оказался совсем голым, сжался, задрожал и начал ладошками тереть глаза. Рауф осматривал его долго и придирчиво, почище любого лекаря. Не удивительно, что за это время стол обступила изрядная толпа любопытных, среди которых нашлись и знатоки живого товара со своими предложениями и советами.

Но Нарайн по-прежнему помалкивал и ждал, что же почтенный Камади скажет сам.

— Сдаюсь!

Рауф громко ударил ладонями по столешнице. От резкого звука мальчик дернулся, едва не свалился на пол, и задрожал еще сильнее.

— Тихо, маленький, — фарис потрепал его по волосам и посмотрел на Нарайна. — Все, сдаюсь, рассказывай.

— Что ты хочешь знать?

— Я все проверил: твой мальчик не урод, не скорбен умом, а если болен, то вряд ли серьезно. Пьян, правда, как заядлый куцитраш, но это и не странно: с такой дороги я бы тоже от хлопот напоил. Мой человечек на воротах сказал, что почтенный Орс примчался пару часов назад верхом, без сопровождения, а знакомец из подавальщиков — что жеребец почтенного Орса, утомленный долгой скачкой, дремлет в стойле. Малыш этот — если я еще что-то смыслю — дитя старшей крови, совершенен, как бог, а ты умеешь воспитывать богов. Семь-восемь лет — и тебе за него половину Мьярны отдадут, да еще и порадуются, что дешево достался. Но тебя припекло продать его сейчас. Так в чем дело, Нарайн? Умыкнул сына тиронского магистра и бежишь от расправы? Или дела твои так плохи, что в пору самому запродаться? Рассказывай.

Нарайн и не надеялся утаить все. Будь Рауф глупцом, которого легко водить за нос, не нажил бы он ни богатства, ни знаменитого на Пряном пути имени, разве только тюремные колодки или гнилой тюфяк в казенной ночлежке. А разумный торговец мешок тумана не купит. Значит, частью правды, хочешь или нет, придется делиться.

— Что ж, слушай. Все, что ты говоришь, — правильно, за этого невольника я рассчитывал взять если не половину Мьярны, то половину своего состояния точно, но вышло так, что он раньше времени слишком многое увидел и сильно испугался. Малыш боится оставаться в школе, не в дом же его тащить? Мне мальчишка-раб для личных нужд без надобности, а ты такого давно хочешь, у тебя ему понравится. Но дешево не отдам, не обессудь уж.

Пока говорил, Нарайн внимательно следил и за приятелем, и за собравшейся вокруг публикой. Рауф всем своим видом выказывал сомнение, но мальчика из рук не выпускал — то по голове погладит, то за плечо придержит — и уже ясно стало, что не выпустит. Орбинит старшей крови — неслыханная редкость на невольничьем рынке, второго такого случая ему не представится, этого мальчика можно несколько лет и подождать… А еще Нарайн заметил среди зевак двух работорговцев, которые были готовы перехватить сделку сразу, если только фарис откажется.

— Недешево — это сколько? — спросил Рауф. — Слишком уж он мал: и вырастить придется, и воспитать, научить всему… Да ведь и болен он, целитель нужен, а может, и маг.

— Не пол-Мьярны, нет. Десять мер серебром.

Нарайн даже не задумался, он давно решил, сколько и как запросит за свою диковинку. Поэтому, стоило покупателю замяться и опустить глаза, сразу же повторил: