Силовой вариант - [191]

Этот генерал обязан был взвесить все за и против полета на границу, чтобы принять решение. Принимая решение все-таки полететь, он должен был понять, что тем самым он отвлекает от поисковых мероприятий людей и технику для перевозки и охраны собственной персоны, вносит хаос и сумятицу в отработанный и действующий механизм поисковой операции, рискует сам и подвергает риску тех людей, которые будут его охранять. Вертолет, на котором он полетит, мог упасть из-за неисправности, его могли сбить, генерала могли похитить и тут же оказаться в Пакистане — генерал Советской армии в плену у моджахедов!

Но он решил лететь. И все ради чего? Вот что прилетевший из Кабула генерал мог посоветовать оседлавшим перевалы афганским коммандос и горным стрелкам? Что он мог сказать им такого, что они не знали до этого? Каким образом он мог понять их боевой дух, воззвать к их патриотизму? Какой личный вклад он мог внести в успех операции?

Да никакой. Просто… в Советской армии уже сложилась бюрократическая машина… весьма неприятная. Со своими традициями. Одной из них было «отметиться». По уму — для успеха операции каждый должен внести свой вклад, реально чем-то помочь — но чем-то реально! Если бы генерал позвонил в Москву, Ташкент или Кабул и добился выделения дополнительных ресурсов — это было бы прекрасно, этим было бы оправдано его присутствие здесь. Но он не мог или не хотел этого сделать…однако, он хотел отметиться, побывать в зоне поисков, на самой границе, изобразить что он сознательно пошел на риск (о том, что с ним рискуют еще три десятка человек генерал не подумал), проявил личную храбрость. Потом… потом за это таким вот генералам, отметившимся в зоне боевых действий, вручают боевые награды, обходя тех, кто действительно их достоин. Значить, надо было сделать что-то символическое… подобное кобелю, задравшему ногу, чтобы пометить принадлежащую ему территорию. Толку нет, вони много…

Итак, генерал покомандовал, раздал руководящие указания в Джелалабаде, лично проинспектировал состояние джелалабадской авиабазы — а потом приказал везти его в пограничную зону…

* * *

Американцы все безумие такого подхода поняли раньше: у них после Вьетнама в уставе появилось понятие, которое лучшего можно перевести как «полевой командир». То есть у любой операции есть не один, а два командира: обычный и полевой. Просто командир может быть в штабе, в Пентагоне… где угодно. Полевой командир должен находиться непосредственно в зоне боестолкновения. Несмотря на то, что по званию он может быть намного младше командира, полевой командир имеет строго прописанные в полевом уставе права, обязанности и зону ответственности, в рамках его зоны ответственности солдаты обязаны выполнять именно его приказы, а не приказы командующего. Это сделано потому, что полевой командир априори видит ситуацию на месте лучше, может принимать решения быстрее — и потому именно его решения, скорее всего, будут правильными и адекватными складывающейся ситуации. Вы находите лучших людей, тренируете их, даете им лучшее оружие, отдаете приказ — а потом даете им возможность выполнить его. Американцы это поняли — а вот в Советской армии единоначалие было непоколебимо и принцип «я начальник — ты дурак» господствовал за редкими исключениями, нередко приводя к потерям[181]. Исключениями были, скорее всего, спецназ и части воздушно-десантных войск: эти части активно участвовали в боевых действиях и там, методом проб и ошибок приходили к тому, что командовать все-таки лучше с земли…

* * *

На Джелалабадском авиаузле — базировались как афганские, так и советские экипажи. Афганских было больше. Советские вертолетчики эксплуатировали МИ-17 и более новые Ми-18, которые только начали поступать. Для поисковой операции какие вертолеты привлекают в первую очередь? Правильно…лучшие, с новыми турбинами и опытными экипажами. Кому охота лететь над горами на летающей помойке и с «веселым» афганским экипажем, который в процессе учебы угробил пару вертолетов и так ничему и не научился. Так что… перед генералом был выбор — или дожидаться нормального борта, либо лететь на тех, что остались в резерве, то есть худших. А нормальный борт будет непонятно когда… в горах были оборудованы передовые базы с площадками подскока, потому что каждый раз лететь в Джелалабад для заправки… никакую задачу так не выполнишь… Можно было бы пролететь над границей на самолете, на котором прилетел, но тогда… какой ты к чертовой матери джигит. И генерал принял решение лететь на том, что было под рукой. На вертушках афганского пограничного корпуса. Генералу хватило ума взять не один а два вертолета на случай проблем с одним из них и свою группу безопасности из советских десантников.

При этом — как потом оказалось, на одном из вертолетов не провели регламентные работы: в день, когда было положено это делать афганцы просто ушли домой, решив что шурави предоставляют им еще один выходной. На втором не работала рация — и командир афганского экипажа считал это нормальным: ведь маршруты, по которым он летал, он знал наизусть, а поддерживать связь с другими вертолетами… а зачем это? Местный советский советник вместо того, чтобы выполнять свои советнические обязанности приторговывал топливом и спекулировал… что потом военный трибунал оценил в восемь лет лишения свободы. Маршрут полета ни с кем нормально не согласовали, не определили места промежуточных посадок… нормально в общем. Из вооружения — на одном из вертолетов был курсовой пулемет и бортовой пулемет, на другом — неисправный курсовой и два бортовых на пилонах, которые наводились очень на глаз всем корпусом вертолета. Нормально использовать вооружение афганцы не умели — потому что принадлежали к авиации погранвойск, они в операциях мало участвуют, а если и участвуют, то их прикрывают Ми-24.