Силоам - [174]
И вот поэтому ты — доказательство. Потому что тебя мне не преподавали. Потому что ни один учитель со своими канонами, терминами и докторской шапочкой не произнес передо мной твоего имени!..»
Эти слова сами складывались в Симоне; они текли сами собой, тихо, без его зова. Они складывались в глубине того, что в нем было глубже сознания. Он подошел, нежно положил ладонь на узловатый ствол, как делал столь часто во время их немых разговоров.
«А теперь, Дерево, слушай меня хорошенько! Ибо если я провинился перед твоим порядком, я готов сделать все, что нужно, чтобы искупить свою вину. Но сначала выслушай!..
С того дня, как я увидел тебя, понял тебя, я клянусь: в моей жизни не было ни мысли, ни поступка, из которых я бы не извлек все до конца. С того времени я жил, зная, что из тех жестов, которые люди повторяют веками, поколение за поколением, не было ни одного, который нельзя было бы воссоздать, сделать своим, выпустить совсем новым из своих рук! Зная, что нет мысли, которую нельзя было бы вновь породить нашим разумом и выпустить из нас сильной и нетронутой, как девственницу с оружием и в доспехах, не созданную быть рабой слов! Ибо я понял, что милость, которую ты мне оказало, была согласием окрестить меня».
Он перевел дух. Воздух уже был горячим. Сияющие облака кружили перед солнцем, отрывались от земли, затем снова распластывались на ней. Симон всем телом прижался к дереву, прислонил щеку к жесткой коре, погладил его руками.
«Слушай меня хорошенько, Дерево, ведь мне надо рассказать тебе о ней. Она тоже — ты это знаешь — была сначала в моей душе.
Ты знаешь, на какой дороге мы встречаемся каждый вечер. Я прихожу с одной стороны, она — с другой. Это просто теперь, когда с дорог сошел снег. Я издалека вижу сквозь ветки, как она поднимается ко мне. Мое желание смешивается с желанием всей земли. Мне нравится то, что эти крутые тропинки, эти перелески, эти разрозненные валуны делают с нашей любовью. Хорошо, что между нами есть это пространство, которое предстоит заполнять каждый вечер, и что наши встречи могут происходить на этом краю земли, у слияния двух троп. Хорошо, что все движения, которых от нас требует эта неровная, взъерошенная земля, наделены благородством тех, кого твои братья отряжают к нам на край неба. Хорошо, что Ариадна приходит ко мне после всего этого длинного дня, дарованного для сосредоточения и ожидания, чтобы ее приход был воистину даром…
И вот о чем я прошу тебя, великое Дерево. Во-первых, я прошу тебя сделать так, чтобы приход Ариадны ко мне всегда оставался даром, наградой, ожидающей в конце дня! Сделать так, чтобы мне всегда приходилось так же ждать ее в жизни, так же, как на этой тропинке, чтобы ожидание разъедало мое существо и оставляло в нем место достаточно свободное, достаточно чистое, достаточно целомудренное, чтобы принять ее в себя! Чтобы каждый вечер Ариадна была точкой, медленно отделяющейся от горизонта и растущей на моих глазах, пока из нее не появится тело женщины… Ведь ты поймешь, как хорошо то, что я обнимаю это тело, прошедшее через весь лес, чтобы соединиться со мной. Чтобы каждый вечер Ариадна была желанием и была неожиданностью и наградой! Чтобы она не приходила, пока ее не заслужишь! Чтобы мы с ней никогда не походили на тех, кто с наступлением вечера ложатся рядом и совокупляются по привычке, думая о делах, которые разлучат их завтра! Чтобы мы никогда не пресытились! Чтобы дням никогда не удалось сгладить поверхность поступков и грез!..»
Симон говорил, прижавшись головой к дереву, закрыв глаза, слабым и тихим голосом, таким слабым и тихим, что этот голос оставался внутри него, неподвижно, безмолвно. Его недвижное тело более не отличалось от ствола, к которому прижалось… А голос, звучавший в нем, снова заговорил:
«Но я еще не все сказал, великое Дерево, дорогое Дерево, возлюбленная сила! Тебе нужно выслушать меня еще, пока полуденное солнце скользит вдоль твоих вечно молодых ветвей, увеличивая их своими лучами. Научи меня теперь, научи меня управлять моим смятением, вносить порядок в мое счастье!
Ты знаешь — если мне только позволено говорить с тобой запросто, — ты знаешь, как мы используем окружающие тебя тропы. Каждая из них восхищает нас, каждый раз являясь нам новым даром. Те же самые вещи приходят к нам все время по-разному. Это потому, что мы в горах. Поток, текущий у твоих ног, — для нас бесконечный источник радости. Он одевается в листву, играет среди растений или протыкает утес, как шпага; он пенится на солнце или кипит в глубине. Или же мы поднимаемся к его истоку, удивляясь тому, что вдалеке, по мере того как мы поднимаемся выше, горизонт меняет свои очертания. На этих высотах, над гранитной стеной, есть перелески с мягким мхом, с волшебным свечением. Как хорошо поджидать там закат, до тех пор, пока снега на вершинах не запылают, а потом не погаснут, и когда ночь, наконец, спустилась, нужно в темноте нащупывать камень, куда поставить ногу, опьяняясь освобождающим нас уединением!.. Мы разлучаемся в самом потайном месте дороги, и поток тотчас скрывает от меня шум ее шагов, как заглушает и звук моего голоса, еще зовущего ее. Тогда, когда я, спускаясь, снова вижу сквозь переплетенные ветви, соединяющиеся над дорогой, пейзаж с четкими очертаниями, нежное и величавое сияние лугов, окаймленных пустынными рощицами, в этот момент, видишь ли, я чувствую себя таким переполненным радостью, все представляется мне таким великим, таким справедливым, что мне кажется, будто я ничего более не жду, что все мое существо погрузилось в покой исполненного…»
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
Французская писательница Луиза Левен де Вильморен (1902–1969) очень популярна у себя на родине. Ее произведения — романтические и увлекательные любовные истории, написанные в изящной и немного сентиментальной манере XIX века. Герои ее романов — трогательные, иногда смешные, покорные или бунтующие, но всегда — очаровательные. Они ищут, требуют, просят одного — идеальной любви, неудержимо стремятся на ее свет, но встреча с ней не всегда приносит счастье.На страницах своих произведений Луиза де Вильморен создает гармоничную картину реальной жизни, насыщая ее доброй иронией и тонким лиризмом.
Жорж Сименон (1903–1989) — известный французский писатель, автор знаменитых детективов о комиссаре Мегрэ, а также ряда социально-психологических романов, четыре из которых представлены в этой книге.О трагических судьбах людей в современном мире, об одиночестве, о любви, о драматических семейных отношениях повествует автор в романах «Три комнаты на Манхэттене», «Стриптиз», «Тюрьма», «Ноябрь».
Борис Виан (1920–1959) — французский романист, драматург, творчество которого, мало известное при жизни и иногда сложное для восприятия, стало очень популярно после 60-х годов XX столетия.В сборник избранных произведений Б. Виана включены замечательные романы: «Пена дней» — аллегорическая история любви и вписывающиеся в традиции философской сказки «Сердце дыбом» и «Осень в Пекине».