Сильнее смерти - [50]

— Нужно отвлечь Шолаю. Он нам может помешать. Вы сделаете это? — спросил Тимотий у Дренко.

Тот молча пожал плечами.

То тут, то там раздавались отдельные выстрелы. На мостовой в крови лежали три четника, скошенные во время атаки.

— Позднее похороним их с почестями, — сказал Тимотий. — Да, сегодня мы дрались как следует.

XXI

Бубало стоял в дверях дома Сайки и разговаривал с хозяйкой, объясняя:

— Капитан сказал, отнести мясо туда. Вот я и принес вам. Готовьте угощение.

— Когда капитан придет? Он ничего не говорил?

— Ничего. Только сказал: отнеси мясо. Вот и все.

— Скажи капитану, что ты все доставил.

— Он знает, говорить не нужно…

— Можете идти, спасибо вам.

Бубало встретился с Ракитой, тот был навеселе.

— Быстрее, Бубка! Слышишь, что делается в городе? Наши справляют победу. Пойдем и мы повеселимся.

— Надо к мечети идти, флаг турецкий скинуть. Туркам сегодня всыплют. Потеха будет, — забубнил Бубка.

— Да ну ее, мечеть. В трактир пошли, к нашим!

Прошли через сад и огород, вышли на улицу и скрылись за первым поворотом. На широкой площади толпились крестьяне, солдаты с кокардами на головных уборах и без кокард, партизаны. Звуки самых разных инструментов соревновались между собой. Огромный хоровод — босанское коло — весело топтался на площади.

Ракита тянул за собой Бубало, они прошли через площадь и оказались в тесной улочке, где было полно трактиров.

На бочке стоял смазливый офицер и, поднимая бокал, кричал:

— За короля! За бога и крест!

— За бога и святой крест! — раздавалось в толпе. — За веру и отечество!

— Аминь!

Дед Перушко обнимался с каким-то крестьянином.

— Я за угол, а усташ за другой. Стой! А он и руки вверх… Я смахнул его, и квит. Ха-ха-ха… вот как у меня, — бахвалился пьяный дед.

А офицер продолжал речь:

— Кокарды нужны?

— Нужны! — раздавались громкие голоса.

— За сербство! За великую Сербию!

— Да здравствует король!

А через толпу в это время проталкивался Дренко. Видно было, что он кого-то искал.

— Здравствуйте, господин капитан, — приветствовали его Бубало и Ракита.

— Что, Бубка, отнес?

— Да, отнес.

— Ну спасибо.

— На мечеть идем, капитан!

— Нет, Бубка, не сейчас.

— А они флаг вывесили.

Дренко не ответил, он спешил. Вот он вошел в трактир. Там, прижав к плечу автомат, длинными очередями стрелял по бутылкам какой-то парень с кокардой. Бутылки разлетались вдребезги, и красная густая жидкость разливалась по полкам и стекала на пол.

— Правильно!

— Веселей, веселей! — раздавались выкрики.

Среди развлекавшихся зрителей Дренко заметил поручника.

— Прекратите, — строго сказал он.

Поручник весело посмотрел на него, а потом спокойно согласился:

— Пожалуй, и в самом деле хватит. Кончай, — крикнул он парню с кокардой.

Тот опустил автомат. Смех и крики прекратились.

Дренко вышел из трактира и направился к зданию общины.

В коридоре было полно народу — крестьяне, крестьянки, горожане, сопливые мальчишки, которые толкались у ног старших.

— Где Шолая? — спросил Дренко часового у дверей.

— Там. — Часовой кивнул головой.

Дренко нажал на дверную ручку и вошел в комнату.

Шолая сидел за большим столом. Перед ним стояли двое — толстый торговец и бедно одетый пожилой крестьянин.

— Он тебе доставил два воза дров? — спросил Шолая.

— Доставил, — подтвердил толстый.

— И еще один потом доставил?

— Да.

— А ты ему за это? Ведро керосину за каждый воз?

— Да, — сказал бег.

— И все?

— Остальное позднее, как договорились.

— Лжет! — крикнул крестьянин. — Не верьте! Больше ничего! С тех пор, как в городе появились усташи, на него управы не стало.

— Мне все ясно. Отдашь крестьянину три воза материи за дрова! И пусть он сам нагружает. А потом еще для армии выделишь все, что тебе будет приказано. Можете оба идти.

Весь позеленев, толстяк поклонился и промямлил:

— Будет сделано, господин Шолая.

— Торговцев надо потрясти. Пусть народу выплатят, что должны ему! По десять шкур сдирали с крестьянина! — заявил Шолая Дренко.

«Первый революционный суд, — подумал тот. — Значка не носит, а на самом деле революционер. Тимотий прав». — И он молча опустил глаза.

В комнату вошла толпа женщин и стариков. Они громко запричитали: усташи угнали их мужей и детей, они ничего о них больше не слышали. Пусть теперь отдают им пленных усташей — они хотят с ними расправиться.

Шолая вызвал Белицу и приказал:

— Пусть народ сам судит пленных.

Белица подтянул кобуру, направился к двери и крикнул:

— За мной!

Когда подошли к воротам казармы, Белица приказал дежурному вывести под конвоем захваченных усташей, затем обернулся и, стуча башмаками по бетонным ступенькам лестницы, рукой дал знак, чтобы толпа успокоилась.

— Сейчас они выйдут, — громко сказал он, — поведем их на Врбас, туда, где они убивали наших.

Пленных было девять человек. Им связали руки.

— А ну вперед! — крикнул Белица. В руках он держал автомат. — Быстрее!

Толпа двинулась за ними.

— …Ну и методы у вас! — кипел Дренко. — Расправа с пленными!

— Тебе не нравятся наши методы? А их методы тебе нравятся? — проговорил Шолая. — Они нагружали полные грузовики — это были мирные граждане, ни в чем неповинные люди, и везли их на Врбас, там уже были заготовлены ямы, и в них сбрасывали людей живьем. И ведь эти методы придумали те господа, которые ходят в белых перчатках, вежливые, культурные. Разве крестьянин мог бы придумать такое? Вы, господа, ученые, сытые и культурные, умеете найти самые страшные методы уничтожать людей.