Сильнее смерти - [31]

Когда препятствие исчезло с его пути, он направился к камере.

Рошель, конечно, была там. Никто к ней не приближался, ее охрану доверяли магии. Для семьи она была все равно что прокаженная, и Роувен чувствовал, что это не притворство. Его родные, как и Хиония, видели в ней чудовище, а не несчастную слепую девушку.

Она принимала свое одиночество с удивительным смирением. Рошель ни о чем не просила и не жаловалась, она только-только начала вставать с кровати и теперь привыкала распознавать мир наощупь.

Когда Роувен вошел, она была у стены, водила по ней пальцами, словно надеялась найти что-то. Услышав, как щелкнул замок, она повернулась к нему, прижалась спиной к стене и застыла.

– Это я, – предупредил ее Роувен.

– Я знаю, что это вы. Больше сюда никто не ходит, – улыбнулась Рошель. Улыбка у нее по-прежнему была удивительно красивой, а повязка на глазах делала ее трогательно беззащитной перед ним. – Вы нашли Эрешкигаль?

– Да. Она мертва.

Роувен не сводил с нее глаз, стараясь заметить хотя бы проблеск шока или сожаления на ее лице. Но нет, Рошель нисколько не расстроила весть о гибели той, кому она раньше готова была посвятить свою жизнь.

– Миссия прошла более чем успешно, – добавил Роувен. – С нашей стороны – ни потерь, ни серьезных ран.

– Я знала, что так будет, несложно угадать.

– Ее смерть радует тебя?

– Нет, мне все равно.

И пока Рошель говорила ему только правду.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, – признал Роувен. – Это важно для меня. Я не знал тебя, когда ты росла, поэтому я теперь не представляю, как все для тебя началось и почему ты пошла на это… но я бы хотел знать.

– Это сложно объяснить словами, – пожала плечами Рошель. – Тут, скорее, вопрос чувств.

– Что ты чувствовала?

Он действительно хотел понять ее. Перед ним стояла юная девушка, почти дитя, решившаяся на убийство, отрекшаяся от всего, что должна была считать самым дорогим. Роувен силился понять ее, стать на ее место, но у него ничего не получалось. Он не мог представить обстоятельства, способные оправдать такое чудовищное решение.

А Рошель не казалась даже запутавшейся – только очень, очень печальной.

– Я чувствовала, что все, кого я знаю, не живут, а проживают некое подобие кукольной жизни, – задумчиво ответила она. – Как будто это репетиция, а настоящая жизнь начнется позже. Для них существовал сценарий, да и для меня, и никто из нас не посмел бы от него отказаться.

– Какой еще сценарий?

– Нормы. Традиции. Иерархия Великих Кланов. Моя семья казалась очень счастливой, обеспеченной – кому еще так повезет? Но я рано поняла, что на самом деле это не везение. За нами постоянно наблюдали, мы должны были соответствовать ожиданиям. У нас была власть – а мы хотели больше, потому что нам чуть ли не с младенчества внушали, что только к этому и нужно стремиться. За нас даже решали, за кого выходить замуж, на ком жениться, когда заводить детей… и что будет с этими детьми! Разве это жизнь? Настоящая?

Кто-то другой, возможно, обвинил бы ее в том, что она на все смотрит через призму юношеского максимализма. Но Роувен как раз понимал, что она права. Он и сам когда-то отказался от правления кланом, потому что чувствовал: правила связывают его, древние законы не позволяют дышать свободно.

Но он ушел один, потому что он, как ни крути, был эгоистом. Рошель же попыталась изменить мир для всех.

– Ты не поверишь, но за недовольство нашими замшелыми догмами я тебя винить не могу, – горько усмехнулся Роувен. – Однако способ, который ты выбрала…

– Способ я выбрала на основании цели, – мягко перебила его Рошель. – А цель поставила такую, что иным способом ее добиться было нельзя. Видите? Все взаимосвязано. Я, должно быть, кажусь вам худшей из преступниц… Не вам лично, всем, кто связан с Великими Кланами. А у меня правда другая: я просто не могла поступить иначе.

Роувен сильно сомневался, что Иерем Мортем, отца которого она обрекла на смерть, согласился бы с этим. Однако чувствовалось, что Рошель сейчас честна. Да и какой смысл ей что-то скрывать после всего, что с ней случилось?

– Хорошо, и что это была за цель?

– На самом деле, у меня их было несколько. – Рошель подняла руку и начала загибать пальцы. – Уничтожить саму иерархию Великих Кланов – это раз. Пусть всех оценивали бы по их способностям, а не по тому, кто где родился! Отменить запрет на свободные браки – это два. Сама я не была ни в кого влюблена, но я видела, сколько страданий причиняет этот дурацкий контроль… Знали бы вы, как трудно расти в семье, где двое презирают друг друга! Я никому такого не желала. И стереть саму тайну магического мира – это три. Я знаю, считается, что люди не должны знать о нас, что не готовы узнать… Так чья это проблема, их или наша? При свободе магии мир стал бы лучше! Я сражалась за эту свободу, а Сообщество Освобождения стало моим единственным союзником.

Он снова и снова напоминал себе, что не должен жалеть ее, а не жалеть не мог. Рошель, при всей жестокости ее поступков, все равно шла за мечтой – и не самой плохой мечтой. Она так хотела мира, что готова была ради него на войну. В этом чувствовалась чуть ли не детская наивность: вот раньше свободы не было, а сейчас будет, я вам покажу, какие дурацкие у нас законы!