Сильнее смерти - [73]

Давно известно, что все на свете происходит из Пустоты и в Пустоту возвращается. Однако Кэйко не была уверена, что там, в неведомом, есть алые вишни, снежные хлопья цветков сливы, усыпляющий шум воды или нежная прохлада ветра. И как верно то, что бамбук прям, цветки сакуры прекрасны и недолговечны, а луна загадочна и печальна, так же верно было и другое: смерть не хотела принимать Кэйко и Кэйко не хотела принимать смерть.

Ее подвели к краю обрыва. Женщина не сопротивлялась, она завороженно смотрела вниз. Резкие порывы ветра, беснуясь, крутили колючую ледяную пыль, овевали ее лицо своим неживым дыханием. Внизу ничего не было видно, а кругом – только покрытые снегом скалы, белые и голые, точно части исполинского скелета.

Когда-то Кэйко уже стояла на краю обрыва. Но тогда ее противником был Нагасава, а сейчас, кажется, целый мир. Против мира она была бессильна. Кэйко вздохнула. В общем-то она все понимала – теперь, когда ее сердце перестало напоминать обледенелый камень. И именно сейчас ей было суждено оказаться там, за пределами времени и пространства, где никакие мысли и чувства уже не имеют значения. Спасения не было.

Она оглянулась и посмотрела в лица тех, кто, согласно всеобщим убеждениям, мог подняться над жизнью и смертью. Но она-то знала не понаслышке, что они сделаны из плоти и в их жилах течет такая же алая кровь, как и у всех остальных людей. И они тоже могут быть слабыми, могут лгать и предавать.

Ее руки не были связаны. Один из самураев подтолкнул Кэйко острием меча к краю обрыва. Возможно, их не учили убивать женщин, а может, они просто не хотели осквернять себя прикосновением к той, что лишила жизни их господина. Когда Нагасава тащил ее к пропасти, в нем кипели злость и досада, эти же были холодны и тверды. И это куда больше пугало Кэйко: невозможно находиться рядом с людьми, которые не проявляют никаких человеческих чувств. Такое было ей не по силам, из-за этого, еще не приняв смерть, она уже ощущала себя выброшенной из жизни.

Прошло несколько секунд. Нельзя сказать, что Кэйко сделала выбор, зато она внезапно обрела решимость. Стряхнув с себя оцепенение, женщина шагнула навстречу неизбежному. Ее вновь подтолкнули, и тут она поскользнулась на каком-то бугре и… полетела вниз. Лицо колола ледяная пыль, внутри была пустота. А потом Кэйко вдруг тряхнуло с такой силой, что потемнело в глазах, и спустя секунду она поняла, что висит над бездной, между небом и землей, точно в сетях огромного паука. До сего времени ее сердце сжимала мучительная тревога, теперь же оно, казалось, вовсе остановилось. Ее глаза остекленели, она не осмеливалась дышать. Ее пояс зацепился за сук выросшего на выступе одинокого дерева. Это была недолгая отсрочка. Ветка скрипела, сгибаясь под тяжестью нежданно свалившейся на нее ноши, и в ушах Кэйко ее мучительный стон отдавался жалящей болью. Через некоторое время она осмелилась взглянуть вперед и вниз. Это был особый взгляд. Все окружающее казалось живым – могло либо помочь, либо помешать.

Перед ней расстилалось бескрайнее ледяное пространство. Гряда холмов сливалась с горизонтом, а редкие деревья на склонах с такого расстояния казались беспомощно вздрагивающими на ветру травинками. И все же в глубине ее души еще жила надежда. Кэйко не верила, что может вот так бесследно исчезнуть.

Виден ли был сверху ее полет? Наверное, нет. Если б ей удалось сползти на выступ, то, как бы ни был крут склон, она сумела бы вскарабкаться по нему наверх. Кэйко пошевелилась. В ней всколыхнулись последние жизненные силы. Смерть протянула к ней руку, а она вцепилась в эту руку зубами! Сук треснул. Еще несколько секунд – и Кэйко сорвалась вниз. Она взмахивала руками, пытаясь зацепиться за скалу, но ветер снес ее в бездну.

В этом месте склон не был отвесным, и Кэйко скользнула по нему, точно оторвавшаяся от крыши черепица. Она еще пыталась за что-то ухватиться, но ухватиться было не за что. К счастью, она не наткнулась на острые сучья или обледенелые камни. Когда Кэйко достигла дна пропасти, она была еще жива. Она с размаху врезалась в глубокий снег и тут же принялась выбираться из него. Ей наверняка удалось бы высвободиться из ледяного плена, но тут снежная волна накрыла ее сверху и погребла под собой. Мольба о помощи, обращенная в пространство, не была услышана. Кэйко привыкла сражаться там, где властвовали чувства, бушевали страсти, где звучали человеческие голоса. Здесь же не было ничего.

Женщина не сразу впала в предсмертный сон. Последним, что она ощутила в душе, была безнадежная трагическая грусть. Но даже здесь, в этих холодных снежных стенах, Кэйко не смирилась.

Их было двое; они брели по краю пропасти, меж крутых и длинных скалистых склонов, по тихим снегам, где не появлялось ни человеческих, ни даже звериных следов.

Акира и Кэйтаро спешили, оба с тревогой вглядывались в синеватую мглу. Если пойдет снег, это будет очень плохо, едва на землю опустится ночь, все будет кончено. Акира пытался найти какие-то знаки: взрыхленный снег, поломанные кусты. Он настороженно прислушивался, надеясь обнаружить хотя бы что-то, нарушающее эту безмолвную пустоту, эту глубокую спячку природы. И еще он боялся увидеть птиц, боялся, потому что знал: птицы всегда сумеют найти добычу.