Сила слова (сборник) - [107]
– Разве у такого чувырлы может быть жена?!
– И не одна. А куда бабам деваться? Это тебе он чувырла, а тут в деревнях такие себя королями чувствуют на фоне повального алкоголизма и тотального вымирания, не самый худший вариант, кстати. Такие много грозятся, да мало делают, но если хорошенько разозлить, то могут и убить. Для них приглянувшуюся бабу за отказ убить и преступлением не считается. Сама виновата, что мирового мужика не разглядела, не уважила.
– Что за дикость! Петербург же совсем рядом…
– И чего? Прям, панацея от всех бед. Там гибриды не лучше. Сейчас мат и мордобой с экрана телевизора и со страниц книг льются мутным потоком. У меня начальник в театр с женой ходил, артисты со сцены так матерились, что он, бывалый боцман, не выдержал и до антракта. Где делают телевидение и прессу? В деревне спившиеся пэтэушники? В Москве! Выпускники университетов их делают, культурнейшие и образованнейшие люди, которые очень хорошо понимают, что они делают. А вы всё верите, что близость крупного населённого пункта как-то благотворно влияет на умы. Где больше народу, там и грязи больше.
– Ну как же, в городах больше людей вежливых!
– А что такое вежливый? Замаскированный хам. Молчит-молчит, а потом как выдаст по лбу. Слышал я про таких вежливых, у меня сестра замужем за доцентом была, он дома вёл себя как обычный гопник и дебошир. Разницы-то никакой. Грубиян открыто орёт, что думает, а вежливый желчью исходит, из последних силёнок держится, воспитание не позволяет истинное рыло показать. Лучшие люди не хамы и не вежливые, а которые делом заняты, поэтому некогда других разглядывать и беситься по поводу их несовершенства. Но сейчас безработица, дела нет, поэтому столько слов, преимущественно матерных.
Изрыгающим оскорбления никогда не надо ничего объяснять. Но объясняют, да ещё как! Приводят доводы, виновато бормочут оправдания блеющим голосом, робко просят извинений. Особенно отличаются некоторые женщины, которые умудряются завязать романтические отношения с мужчиной, что рявкнул при посадке, когда она недостаточно проворно прыгала по ступенькам с пятью хозяйственными сумками: «Чё тут растопырилась, курва, будто на аборт пришла! Не верти своей жопой мне перед носом, меня таким дешёвым дерьмом не купишь». Когда так костерят надо выбраковывать источник оскорблений из круга общения до шестого колена. Собственно, он об этом своей бранью и сигнализирует. Но наши женщины любовь найдут даже там, где их люто ненавидят и убивать собираются. Потом всю дорогу будет виновато озираться и доказывать: «Я не такая, ах, как вы не правы». Она жизнь свою на это положит! Готова справку предоставить, что она «не такая», какой её по недоразумению посчитали, потому что днём электричка не пошла, а автобус подали совсем не туда, где люди его три часа под дождём со снегом ожидали. Она этот гнев народный примет на свой счёт в полном объёме. Уж сплясала бы сразу казачка: «Между прочим, я и крестиком вышиваю, и на машинке умею, и миксером! Ах, как повезёт, дорогой товарищ мужчина, кому такой клад достанется. Вам, кстати, не надо?».
– Я ни одного аборта не сделала, между прочим! – оправдывается обвиняемая.
– Ты бы делала, да не от кого! – добивает её обвинитель.
– Конечно, от мужиков одни козлы остались, вот и не от кого…
– У тебя климакс уже, дура старая, так что сдвинь свои кривые коленки.
Женщина начинает всхлипывать, пошёл обмен флюидами между двумя родственными душами. Автобус с интересом наблюдает дальнейшее развитие любви: ну вот, ещё одна пара недоделанных сложилась. Хам сначала победно улыбается, потом хмурится. Он, дурачок, и не догадывается, что фактически обречён. Хамы так и женятся, другой возможности привлечь хоть какое-то лицо противоположного пола в свою жизнь у них нет. Сейчас разглядит эту несчастную, не чета рекламным красоткам, конечно, которые его и то не все достойны, зато легко задеть за живое, а таких всё меньше и меньше, надо брать, авось на два-три сезона сгодится. Бабы-то нынче обнаглели, что реальных альфа-самцов в упор не видят! Приходится ненормативную лексику подключать. Женщинам подходящего типа в свою очередь кажется, что грубиян – это супермужчина, слишком мужчина, а на просто мужчину они уже не согласны. Им так с молоком матери внушили: бьёт, материт, шпыняет – значит, любит, а там хоть трава не расти. Всё больше таких «историй любви», которые слышишь даже от продвинутых бойких девочек:
– Ой, девки, замуж выхожу!
– Везёт же некоторым! И как вы познакомились?
– Да как не фиг делать! Шла мимо толпы каких-то недоносков, и вдруг кто-то из них квакнул: «Глянь, кака б…дь пошла! Спорим, трахну?».
– И чё?
– Трахнул, чё! Теперь пришла его очередь пи…дюлей получать.
В России это занятие почему-то называют устройством личной жизни, когда один ущербный костерит другого, который готов всю жизнь доказывать, как же не прав первый. Для благозвучия такие отношения называют: один любит, другой позволяет себя любить. Семьи получаются, кстати, на удивление крепкими, их повсюду можно наблюдать как образец. Связка хама с ведром, куда он будет постоянно сливать своё хамство, прочнее сварочного шва, это вам не «помню чудное мгновенье» наизусть читать! Склонный обвинять в своей задрипанной жизни окружающих всегда отпугивает от себя людей адекватных и нарывается на любовь в лице обладателя низкого эмоционального уровня, согласного быть этим виноватым «лишь бы взяли». Образуется идеальная пара: прокурор и подсудимый, почти чистая физика, как притяжение планет. Они постоянно раздражают и обижают друг друга, но вместе, потому что понимают: такого придурка больше не найти. Так и разрываются в сомнениях, словно на канцелярскую кнопку сели: и сидеть неудобно, и встать больно. Иногда им хочется любви, но сами дать её не могут, и взять негде. Одна сторона умеет только обвинять, другая – чувствовать вину, но любить никто не способен. Человек, каким бы он ни был, время от времени хочет видеть рядом человека, но нарывается только на жертву, если считает себя господином. Или сам может легко угодить в виноватые, когда по любому разложат и высекут, если встретит более сильного «прокурора».
Произведение посвящено теме забастовок на российских предприятиях в постсоветские годы. Чтобы убедить строптивых граждан в необходимости перетерпеть все те невзгоды, которых посыпались на их головы в связи с внедрением «великих реформ», какие только риторические приёмы не использовались.
Инженер Иван Ильич сошёл с ума словно бы на пустом месте, узнав о себе то, что и так давно всему миру известно. Природа сумасшествия такова, что чаще всего кажется, будто это внешние силы доводят до безумия. Хотя никто так не сводит человека с ума, как он сам.
Существует несколько тысяч самых разных фобий. Чему только люди не умудрились приписать угрозу: острым предметам, тупым ножам, чёрным кошкам, белым воронам, красивым женщинам, просто женщинам, вообще всему женскому, цветам и растениям. Ах, от них же аллергия! Модная нынче болезнь. У некоторых эта аллергия буквально на всё, включая самого себя. Навязчивый страх, неподдающийся объяснению, заставляет находить опасность буквально во всех стихиях: от воздуха и огня до металла и дерева.Падение одного дерева может повлечь за собой события, которые до этого мало кто додумался бы прогнозировать.
«Порою нужен сбой в системе, и шаг на ощупь в темноте. А иногда – побыть не с теми, чтоб, наконец, понять, кто – те.» Источник: Антонина Тодорова «Пусть было так»Книга издается в авторской редакции.
О бандитах «лихих-девяностых», но без традиционных крутизны и понтов. Здесь нет «реальных пацанов, у которых всё конкретно», а есть не нашедшие применения своим силам и умениям мальчики на руинах экономики и морали некогда мощной державы. Эти вчерашние пионеры и комсомольцы, «отличники по боевой и политической» были воспитаны для жизни в одной стране, а жить им пришлось в совершенно другой. Бандитизм показан не в крупном городе, а в маленьком посёлке, который даже не отмечен на карте России, где все друг друга знают.
Унылая обыденная жизнь рядовых граждан периодически получает некое оживление в виде предвыборной лихорадки, когда политическая агитация и пропаганда прёт, что называется, «из каждого утюга». Замордованному бытом и борьбой за выживание обывателю льстит, что он якобы участвует в управлении страной, выбирая власть, тогда как он не способен повлиять даже на свою собственную жизнь. Миром же правят те, кто вряд ли доверит выбирать себя кому бы то ни было, но люди под воздействием искусных технологий СМИ продолжают верить, что они имеют возможность «выбрать себе ту власть, которую заслуживают».
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…