Сила слабых. Женщины в истории России (XI-XIX вв.) - [92]
Первые критические статьи Цебриковой получили признание с двух сторон сразу: читатели нашли их острыми, яркими, современными, цензура — опасными. Что же составляет их главный нерв, пафос?
Пожалуй, больше всего Цебрикову интересует, как живет идея в обществе, какие испытывает превращения, созревая, обогащаясь, но подчас и изменяясь — до полной неузнаваемости. Ведь революционные идеи, замечает критик, вызвали к жизни не только самоотверженные, благородные характеры. Показных нигилистов Тургенев определил ядовито как «примазавшихся».
Этим злободневным вопросам была посвящена статья Цебриковой о только что появившемся романе Гончарова «Обрыв». Роман вызвал яростные споры. Симпатии критика очевидны — они на стороне социализма и «гонимой правды», на стороне главного вождя этой правды — Герцена.
В январе 1870 года Герцен скончался за границей, а имя его давно запрещено было упоминать в российской печати. Статья Цебриковой была напечатана в майской книжке «Отечественных записок» и оказалась своего рода некрологом Герцену для тех читателей, что умели читать между строк.
Оценивая аитинигилистические романы «Марево», «Некуда», «Взбаламученное море» и пр., Цебрикова пишет, что среди людей нового направления, разумеется, есть и никудышные болтуны, дураки, фразеры, но зато есть и люди, которые «все силы свои, всю жизнь положили в это направление и имели глубокое и прочное влияние на развитие общества, люди, которые до последней минуты не выпускали из рук знамя и, умирая, благословляли друзей идти, куда оно вело. Влияние этих высоких, честных личностей на молодое поколение не изгладит коллекции карикатур умных и портретов дураков»[247].
В этих словах Цебриковой — дань благодарной памяти Герцену. Цензура уловила подтекст статьи. 16 июня 1870 года на заседании Главного управления по делам печати один из основных его деятелей Ф. Толстой выступил но поводу статей Цебриковой: «В последних нумерах «Отечественных записок» появилась новая писательница г. Цебрикова... Статьи ее по методу и приемам напоминают манеру покойного Писарева, который в рецензиях своих, как известно, более занимался развитием собственных своих философских воззрений, чем разбором, оценками критикуемого им произведения. Г-жа Цебрикова поступает почти так же... В качестве сотрудницы обновленных «Отечественных записок» г-жа Цебрикова выступает, конечно, против теории «искусства для искусства»... Она требует от писателей «слова и дела», вот почему идеалом писателя она почитает Герцена»[248].
Впоследствии Цебрикова вспоминала, что она несколько раз спрашивала своего товарища по журналу критика Елисеева, почему к ее работам так придирается цензура. «Елисеев, посмеиваясь, отвечал, что там лучше разобрали и что дух у меня очень богам противный».
Почти одновременно со статьей об «Обрыве» в издательстве Звонарева вышла книжка Джона Стюарта Милля с предисловием Цебриковой, написанным специально для этого издания. Книга Милля называлась «Подчиненность женщины», и автор предисловия с удивительной энергией и смелостью заявил читателям, что решение женского вопроса есть решение «вопроса о правоспособности и освобождении целой половины человечества и, следовательно, вопроса о разумном устройстве жизни всего человечества». Цебрикова напоминает, что во многовековой истории женщины так же шли проповедовать, совершали те же подвиги, переносили те же мучения, что и мужчины.
Литературная критика и борьба за женское равноправие — две мощные стихии долгой и плодотворной деятельности Цебриковой. Если бы ее сочинения были собраны и изданы, они составили бы несколько томов. И во всех этих томах главным пафосом было бы то же, что заявлено Цебриковой уже в первых ее статьях. Крушение надежд 1860-х годов увидеть Россию преображенной реформами побудило Цебрикову понять с несомненностью то, что понимал мало кто из ее современников: сама по себе идея, как бы ни была она прекрасна, не способна изменить жизнь общества.
«Идеи не обладают сверхъестественною силою превращать урода в человека, идиота — в гения,— писала Цебрикова.— Из каждой вступающей в жизнь идеи люди берут себе то, что они способны усвоить по степени своего развития и силе ума. Кретину не втолкуешь, что дважды два четыре. Один и тот же корень может дать диаметрально противоположные ветви, одна и та же идея породить самые противоречащие учения. Из христианства католики вывели принцип божественного происхождения власти, протестанты — верховное право народа. И буржуазные либералы, штыками и картечью отстаивающие свою собственность — право эксплуатации народа, и сен-симонисты, разрушающие эту собственность, находят для своих доктрин опору в одном и том же учении»
