Сила неведомая - [40]

– Что же, я полагаю, что наш разговор окончен, – сказал он. – Я приехал сюда, готовый предложить тебе значительную сумму за твоё открытие, но согласиться на государственную гарантию я не могу. Так что я вынужден предоставить это тебе самому. Знаешь, – он замешкался, – знаешь, многие сочли бы тебя сумасшедшим…

Ситон рассмеялся.

– О, это само собой разумеется! Слыхал ли ты когда-либо об учёном, обладающим тайной, и которого общество не считало бы таковым? Я переживу это обвинение! Слава Богу, я никогда не свихнусь до состояния игрока с Уолл Стрит!

– Свихнёшься, если станешь играть с судьбами народов! – сказал Гвент.

– Предоставим народам узнать, как они играют с собственными жизнями! – парировал Ситон. – Ты говоришь, что война – это способ заработать, дайте им понять, что они касаются денег, напечатанных человеческой кровью! Я – всего лишь один человек, однако инструмент Высшего Разума – я говорю и клянусь, что войн больше не будет!

При этих словах его лицо выражало нечто сверхъестественное, его поза, гордая и прямая, демонстрировала некий вызов всему миру, и Гвент невольно подумал, глядя на него, о стихах третьего псалма: «Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня. Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня».

«Нет, он не убоится! – размышлял Гвент. – Он человек, для которого страха не существует! Но если о нём услышат, то мир будет бояться его!»

Вслух же он сказал:

– Ну сможешь ты положить конец войнам, но ты никогда не искоренишь человеческую ненависть и зависть, а если у них не будет возможности вылиться в сражения, то отыщутся какие-нибудь другие русла, возможно, даже худшие. Если посмотреть на это шире, то вся природа находится в состоянии войны сама с собой, в вечной борьбе за жизнь, и очевидно, что борьба была определена и установлена в качестве вселенского закона. Жизнь была бы очень скучной без соперничества – а соперничество означает войну.

– Войну против чего? Против кого? – спросил Ситон.

– Против того, кто или что представляется соперником, – отвечал Гвент быстро. – Противостояние должно быть, иначе, соперничество станет ненужным. Мой дорогой друг, ты вбил себе в голову, что способен изменить ход вещей, но это невозможно. Мудрейшие из нас – всего лишь золотые рыбки в банке с водой, они видят сквозь стекло свет, но не могут до него добраться. Древний корабль мира будет следовать предопределённым ему курсом к намеченному порту, и самые счастливые люди – это те, кто рад плыть на нём с Господом у штурвала! – Он оборвал речь, улыбнувшись собственному внезапному красноречию, а затем добавил: – Кстати, а где твоя лаборатория?

– Нет у меня её! – кратко ответил Ситон.

– Что? Нет? Почему, как же ты приготовил свою штуковину?

Ситон рассмеялся.

– Думаешь, я тебе расскажу? Мистер сенатор Гвент, вы принимаете меня за величайшего дурака! Для приготовления «моей штуковины» не требуется ни спиртовки, ни тигля; формула была уже почти разработана уже перед тем, как я уехал их Вашингтона, но я хотел окончательно завершить начатое в одиночестве и тишине. Теперь всё завершено. Вот почему я пригласил тебя, чтобы сделать предложение, которое, как ты говоришь, провалится.

– Завершено, верно? – спросил Гвент отстранённо. – И оно у тебя здесь? В оконченном состоянии?

Ситон утвердительно кивнул.

– Тогда я полагаю, – сказал Гвент с нервным смешком, – что ты мог бы прикончить и меня, если это соответствует твоему настроению?

– Конечно мог бы! – И Ситон одарил его весьма ободряющей улыбкой. – Я бы развеял мистера сенатора Гвента в серую пыль примерно за сорок секунд и совершенно безболезненно! Ты бы даже не почувствовал этого! Это произошло бы слишком быстро для чувств.

– Благодарю! Очень тебе обязан! – сказал Гвент, – Этим утром я не стану тебя утруждать! Лучше продолжу наслаждаться жизнью!

– Как и я! – заявил Ситон с улыбкой. – Я лишь утверждаю, что способен сделать это.

Гвент стоял у двери хижины и оглядывал пейзаж.

– У тебя здесь прекрасный дикий вид, – сказал он. – Думаю, мне лучше остаться в «Плазе» на пару дней, перед тем как уехать в Вашингтон. Здесь есть одна очень привлекательная девушка.

– О, ты имеешь в виду Манеллу, – сказал Ситон беспечно. – Да, она довольно красива. Она горничная, официантка или помощница в отеле.

– Она отличная реклама для гостей мужского пола, – сказал Гвент. – Многие знакомые мне мужчины платили бы сотни долларов в день за то, чтобы она их обслуживала!

– А ты? – весело спросил Ситон.

– Ну, вероятно, не сотни долларов в день, но около того! Её глаза прекраснее всех, что я видел раньше.

Ситон ничего не сказал.

– Ты же придёшь поужинать сегодня со мной, правда? – продолжил Гвент. – Ты можешь уделить мне часок или два своего времени?

– Нет, спасибо, – ответил Ситон. – Не сочти меня неблагодарной скотиной, но я не люблю отели и гостиничных завсегдатаев. Кроме того, мы окончили дело.

– К сожалению, нечего было оканчивать! – сказал Гвент. – Мне жаль, что ничем не могу помочь.

– Не жалей! Я сам всё проверну, когда настанет нужный момент. Я бы предпочёл официальное обещание великого Правительства слову человека неофициального, но если нет иного выхода, тогда придётся действовать в одиночку.