"Сила молитвы" и другие рассказы - [28]

— Да нет, какой же он Юра! Типичный Саша.

Скорее всего это потому, что я напомнил ей не мужа, а брата, с которым она росла не разлей вода. Да и на всю жизнь они оставались дружны. Старший их брат Федор Тимофеевич родился в 1923 году, Александр Тимофеевич — в 1929-м, а моя мама — в 1931-м.

Они еще успели вместе походить в деревенскую школу, расположенную в пяти километрах от села Высоцкого, где жили с родителями. Дорога до школы лежала через реку Вязьму, и зимой лед давал возможность немного сократить путь — не тащиться до моста. Однажды весной дядя Саша провалился и моя мама его вытаскивала. Самого-то вытащила, а валенок принял решение стать удобным жилищем для раков. Эти панцирные обитали в Вязьме в огромных количествах. Так дядя Саша и явился в школу в одном валенке, мокрый, продрогший, а потом еще и обратно пять километров шагал. Увидев его одноваленность, отец, то бишь мой дедушка Тимоша, рассвирепел:

— А кому я говорил больше не ходить по льду? Март месяц. Пес ты рыцарь после этого. Тащи ремень, Сашка!

А моя мама взяла вину на себя:

— Он и хотел через мост, а это я его уговорила по льду.

И разделила с братом угощенье отцова ремешка. Дядя Саша потом мне часто об этом рассказывал:

— Вот какая твоя мамка-то.

Когда мне исполнился год, крестный уехал далеко на северо-восток, на Колыму. На вопрос «зачем?» он, естественно, отвечал:

— Колымить.

Но важно не это, а то, что с Колымы он привез настоящего живого медвежонка! Мы тогда жили все вместе в одной комнате, в метростроевском бараке: бабушка с дедушкой, мама, я, дядя Саша со своей женой тетей Светой и их сын Андрюша, на семь лет меня старше. А тут еще один жилец появился.

Кто еще может похвастаться, что рос вместе с медведем? А я могу. Правда, это совместное произрастание оказалось недолгим. Мишутка рос в несколько ином направлении мыслей и вскоре стал кусаться. Сначала ему не понравилось, как с ним сюсюкает соседка, и привел четкое доказательство, что он отнюдь не «холесенький» и не «сляденький». Потом хватанул Андрея. Потом — самого дядю Сашу. И, не дожидаясь роста числа жертв, его отвезли в зоопарк.

Зато потом мы ходили смотреть на него в клетке с надписью «Бурый медведь». Мы звали его:

— Мишутка, Мишутка!

Угощали сахарком. И нам казалось, что он нас помнит и узнает. Хотя скорее всего тварь эта была неблагодарная.

Поскольку я рос без отца, дядя Саша во многом мне его заменял. Быть крестным он по-прежнему не боялся, говорил мне:

— Зови меня крестненьким.

Я так и звал его. По религиозным понятиям настоящим крестным его никак нельзя аттестовать, он о Православии не знал почти ничего и не мог обогатить меня нужными знаниями. Но Александр Тимофеевич жил по хорошим человеческим понятиям, а они и есть христианские.

Заботясь обо мне, крестный приносил подарки. В детстве я часто простужался и, разболеваясь, всегда знал, что дядя Саша обязательно раздобудет мне что-нибудь вкусненькое, например мою любимую ветчину, такую, которую можно достать только в УпДК, где он и работал. Поначалу я думал, что там какой-то упадок, но не в смысле деградации, а в смысле, что там нечто с небес упадает, успевай только ловить. Потом мама объяснила мне, что УпДК — это Управление дипломатическим корпусом при Министерстве иностранных дел СССР. Крестный служил там в разное время на разных должностях, но вообще-то он был кагэбэшник, следил за иностранцами и докладывал об их действиях. Долгое время крутил баранку в качестве личного шофера представителя французской фирмы «Рено» и, как положено, докладывал начальству обо всех передвижениях своего мсье Бернара, но тому это никак не вредило, поскольку он не шпионил, а просто работал у нас в стране.

По утрам дядя Саша вставал пораньше, ехал в свой гараж и, прежде чем отправиться к мсье Бернару, заезжал за мной на великолепных иномарках, чтобы отвезти в школу меня и моих друзей — Нефедика и Галкина. Для нас это, конечно, было особым шиком — с небрежным видом выкатиться из чрева «Рено» или «Вольво», но чаще всего из роскошного чудовища, которое называлось «Форд Таунус» и имело ярко-красное тело и черную крышу.

— У Сашки дядя в дипкорпусе работает… Везет дуракам!

Многие законы человеческого общежития я впервые познал с помощью своего крестного. Вот один пример. Каждое лето мы отправлялись в деревню: я, бабушка, дедушка и Андрюша. Там мы жили в просторном доме двоюродного племянника моей бабушки — дяди Миши Петрова, егеря в охотхозяйстве. И каждое лето собиралась веселая ватага: помимо нас с Андреем дяди Мишины Слава, Валера и Юра да еще их двоюродный брат Колька. Так вот, в детстве я больше всего на свете любил яйца. В любом их состоянии — вкрутую, в мешочек и сырые. И моя бабушка Клавдия Федоровна, зная сие пагубное пристрастие, тайком от остальной ребятни подкармливала меня свежими сырыми яйцами. Вставая всегда раньше всех, она первым делом отправлялась в курятник, приносила только что изготовленную несушками продукцию и пару экземпляров заныкивала для меня. Потом улучала минутку и затаскивала меня куда-нибудь в укромный уголок:

— На-ка, унущек, скушай-ка иищко. У городе-то таких не поешь.