Сила искусства - [126]
Однако «Герника» переросла подобную категоризацию, как пережила ее и вся современная живопись. Единственная работа, задуманная Пикассо как нечто большее, нежели акт искусства, парадоксальным образом дала современному искусству по обе стороны Атлантики тот новый стимул, которого ему так не хватало. Предметное содержание? Разрешается! Выражение эмоций? Вы еще спрашиваете! Исторические отсылки? Круто, попробуем! Немецким художникам моральный авторитет и живописная мощь «Герники» дали возможность вслух заявить о цинизме и ужасах своей недавней истории, тогда как писателям это очищение давалось с большим трудом, а журналистика (на какое-то время) погрузилась в прагматичную амнезию. В Америке «Герника» спасла современное искусство от зацикленности на самом себе, от грозившего стать проклятьем чрезмерного умничанья и от обязательства постоянно изобретать что-то новое.
Склеп. 1945. Холст, масло, уголь.
Музей современного искусства, Нью-Йорк
«Герника» всегда была больше чем Искусство, ее не ограничить музейными стенами. Это одно из тех редких произведений, которые входят в плоть и кровь общей, элементарной культуры. Однако обретенная власть вынуждала вечно бороться с ее последствиями. Пикассо даже получил от этого удовольствие, когда с презрением отказал стареющему диктатору Франко, – тот, как ни странно, захотел вернуть картину в Испанию. Пикассо знал: даже если «Герника» проиграла сражение, она одержала победу в войне и дряхлому старику-фашисту, а с ним его ужасному режиму уготована смерть. Картина, напротив, должна была пережить диктатора и с возрождением свободы в Испании вернуться домой.
Где находится этот дом – вопрос остается открытым и по сей день. Баски настаивают на том, что картина должна находиться в Бильбао, в сердце Эускади, где и была нанесена эта страшная рана. Но в 1981 году «Герника» была перевезена в Мадрид и выставлена под усиленной охраной полиции, закрытая пуленепробиваемым стеклом; в 1995 году охрану сняли – теперь при встрече с публикой защитой картине оставалось лишь ее собственное беспримерное мужество.
И как раз в тот момент, когда можно было подумать, будто «Герника» превратилась в величественную реликвию, важную для своего времени, но не такую уж и нужную нам в нашем глобализированном мире, где все поддается цифровому увеличению, произошло событие, заставившее нас вспомнить о способности искусства совершать то, что в эпоху перенасыщения видеообразами и привыкания к массовым убийствам уже не под силу новостям. Убийства мирных граждан во имя правого дела стремительно набирали популярность – и сегодня у нас нет недостатка в страшных событиях, способных пробудить в этих старых черно-белых созданиях изначально заложенную в них безудержную мощь.
Произошло это в паре сотен метров от Музея королевы Софии, где висит «Герника», в районе вокзала Аточа. 11 марта 2004 года в разгар мадридского часа пик здесь взорвались три бомбы, заложенные исламскими террористами; убито сто девяносто два человека, ранено – две тысячи пятьдесят. Вокзал стал усыпальницей для беззащитных жертв. Но когда догорели свечи и завершились скорбные ритуалы, тысячи и тысячи людей устремились через дорогу, к «Гернике», чтобы еще раз увидеть эту изуродованную человеческую массу. Тогда, чтобы оценить творение Пикассо, им не нужны были никакие аудиогиды. Годом позже, в годовщину взрывов, я видел, как жители Мадрида после памятных мероприятий на вокзале вновь пошли к картине. На месте взрывов теперь была размещена небольшая видеоинсталляция, окруженная свечами. Слайды сменяли друг друга: кадр, ужас, щелчок, ужас, щелчок. Но этого было недостаточно. Слайд-шоу, скорее, погружало в оцепенение, оно не говорило с людьми. А «Герника» по-прежнему говорит. И когда она делает это, мы слышим страшный крик о кровавом убийстве.
Такая способность нарушать заведенный порядок может изрядно раздражать. В феврале 2003 года госсекретарь США Колин Пауэлл выступал перед Советом Безопасности ООН относительно перспектив военного вторжения в Ирак. Пресс-конференция должна была проходить в коридоре, ведущем к залу Совета. Но в последний момент кто-то из присутствующих – то ли представители Госдепартамента, то ли журналисты – почувствовали, как что-то в этом пространстве вызывает у них некое неудобство: на стене висел гобелен – копия «Герники». О ужас. Горящие дома, кричащие женщины, мертвые младенцы. Вот незадача. Вызывающее изображение завесили стандартным ооновским задником небесно-голубого цвета, и конференция прошла, как и было задумано.
Если бы журналисты и помощники госсекретаря не поддались панике и задумались на минутку, они могли бы использовать «Гернику» в своих целях – сказать: «Вот, смотрите, что несет тирания – смерть, страдания, ужас». Но они не стали этого делать. Как ни крути, один вид этой картины в вечерних новостях мог травмировать людей, заставить их совершенно иначе воспринять сказанное. Лучше ее прикрыть.
По-моему, трудно придумать более убедительный довод в пользу силы искусства (и более сомнительный комплимент в его адрес). Даже если у вас самая сильная в мире страна, самые мощные средства массовой информации и вы можете посылать на борьбу с диктаторами целые армии, уничтожая тиранов в прямом эфире, не стоит спорить с шедеврами. По крайней мере, не с «Герникой».
