Сила или комфорт: выбор судьбы - [85]

Шрифт
Интервал

Столь разные по целям и содержанию причины и мотивы протеста полностью определяют и судьбу народа после восстаний. В первом случае каждый участник похода за счастьем и «комфортом» с самого начала ищет их, прежде всего, для себя. Он не упускает любой возможности улучшить свое положение, даже за счет других. Он не желает чем-либо лично жертвовать, противится коллективным трудным или неприятным мерам – ведь ему было обещано «счастье». С таким настроем народ-этнос неизбежно начинает слабеть и распадаться. Вместо улучшения, через несколько лет наступает ухудшение условий жизни, а вскоре экономический и политический коллапс.

Но в результате коллапса оказываются в опасности базовые жизненные интересы большинства людей. Тогда неминуемо, рано или поздно, следует новое восстание, но теперь на основе второй указанной выше причины, и тогда народ может начать восстанавливать утраченную сопротивляемость и силу, забыв надолго о «комфорте как у них».

Когда под угрозой оказывается жизнь этноса или его независимость, то включаются инстинкты самосохранения. Жизнь-внутри каждого индивида тогда подсознательно, через совесть требует, а разум, как умственная обслуга, выполняет приказы, и народ в своей массе начинает бороться, стойко переносить трудности, идти на жертвы. Вызванные военными действиями или внутренней политической борьбой жертвы воспринимаются с болью, но с пониманием, как неизбежность в судьбе и бедствиях, постигших народ. В результате народ-этнос постепенно не только восстанавливает утерянную сопротивляемость и Силу, но благодаря обретенной в борьбе дисциплине и организованности продолжает наращивать их.

Яркий пример – обе наши революции 1917-го года. Выше отмечалось, что февральская демократическая революция произошла спонтанно, исключительно по воле народа, без организующих и направляющих действий каких-либо политических сил. Это стало даже неожиданностью для всех политически партий, они не сумели тогда направить народную энергию в русло восстановления сопротивляемости этноса и его Силы. Это сумела сделать последовавшая вскоре октябрьская революция под руководством большевиков, эсеров и прочих радикальных сил. Последующие жесткие меры и громадные жертвы, хотя и вызывали сопротивление – Гражданскую войну, крестьянские восстания, внутрипартийную оппозицию, однако подсознательно были в целом приняты народом, хотя и со «скрежетом зубов», но как необходимые и неизбежные. В итоге стабильность и сопротивляемость российского этноса было восстановлена, несмотря на страшные жертвы, в значительной степени, как мы теперь представляем, неоправданные и преступные. После испытания обретенной этносом сопротивляемости Отечественной войной, ее наращивание успешно продолжалось, во многом благодаря «выкованных» за годы жертв и лишений стойкости и дисциплины.

Примером смены политического режима в нашей стране преимущественно из-за желания значительной части населения «жить лучше», «как у них», являются событии 1991 года. Сопротивляемость и сила русского этноса, несгибаемая еще несколько десятков лет до того, была поколеблена систематическими ошибками руководства, неспособным покончить с изжившей себя идеологией. Но жизнь и тогда была далека от народных «бедствий». Однако ставший более информированным народ, убедившись в неспособности властей дать ему те же блага, что «на Западе», захотел, тем не менее, жить лучше, «как у них».

После смены режима в 1991 году, как и следовало ожидать, объединяться населению было незачем, не на чем. Далее путь представлялся «как у них»: каждый должен был найти свое счастье сам. В политике тоже предполагалось слепое следование за успешным и опытным в «капитализме» Западом.

Меньшая часть населения – наиболее активные и хваткие, немедленно приступили к личному обогащению. Но основная масса народа, потеряв привычные ориентиры, работу на закрывшихся или разоренных предприятиях, в «распущенных» совхозах, с оторопью наблюдала за этой вакханалией. Вскоре слова «демократия», «демократы» получили ругательное значение. Вместо радостного ожидания счастливой жизни люди начали проклинать отцов-реформаторов, подвергших страну «шоковой терапии», погубивших половину отечественной промышленности, сделав миллионы людей безработными, разбазаривших государственную собственность, включая землю, среди хватких «шустрил», своих и зарубежных. Валовой национальный продукт рухнул, инфляция достигала тысяч процентов, сбережения обесценились – подобного не было даже в горбачевскую «перестройку». Народом были утрачены доверие к власти и надежда, что «впереди» их ожидает что-то лучшее. Помимо сопротивляемости и Силы в народе-этносе оказалась смята вера в общую судьбу, общее благо для всех.

Однако «жизнь как у них», изобилие как «на Западе», даже дружба с этим «Западом», оказались химерами. Со слабыми не дружат «за так», и слабые нигде и никогда не живут как сильные. «Комфорт», «сытость», «благоденствие» – лишь бонусы. Они лишь «вишенки на торте», награда за труды, силу и доблесть как нынешнего, так и ушедших поколений народа. Но Сила в 90-е годы из-за желания «комфорта» как «на Западе» была не укреплена Россией, а утрачена еще более.


Еще от автора Дмитрий Николаевич Таганов
Русское воскрешение Мэрилин Монро

Триллер – фэнтези в стиле «кровь и юмор». Перед закатом Советского Союза партийное руководство решает клонировать Ленинскую гвардию, чтобы вдохнуть новую жизнь в угасающую идеологию и спасти великую страну. Одним из клонов, помимо самого Ленина, стала прелестная девушка, знаменитая американская актриса Мэрилин Монро, клонированная лишь в утешение старику-ученому. Через пару десятков лет клоны возвращаются в Москву, но совсем не такими, какими их ожидали политики. Большие деньги, политика, любовь и кровь сопровождают жизнь Мэрилин Монро в Москве.


Рекомендуем почитать
Недолговечная вечность: философия долголетия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Философия энтропии. Негэнтропийная перспектива

В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.


Minima philologica. 95 тезисов о филологии; За филологию

Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.


Высочайшая бедность. Монашеские правила и форма жизни

Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.


Искусство феноменологии

Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.


Полное собрание сочинений. Том 45. Март 1922 ~ март 1923

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.