Сила или комфорт: выбор судьбы - [53]

Страх работал без осечек в недавней деятельности Сталина. Страх безошибочно воздействовал на крестьян в 1918 году, не желавших добровольно сдавать хлеб продотрядам. Тогда несколько расстрелянных «кулаков» решали дело, как и концлагеря в вопросах со спекулянтами и мешочниками. На фронтах гражданской войны в страхе перед децимацией – расстрелом каждого десятого из отступивших, что практиковал по образцу древних римлян верховный комиссар Троцкий, – солдаты проявляли «чудеса» храбрости. Наконец, только страх загнал крестьянство в колхозы, мигом сделав их управляемыми и смирными. Тех же из них, кого страх не пронял – расстреляли или выслали с семьями в Сибирь. Видимо, только страх каждого жителя страны, поможет сделать страну сильной. А без силы страна пропадет, и очень скоро. Страх и Сила – вот что было необходимо народу, чтобы добраться до своего счастья. Без этого страну ждет вечная разруха, нищета, а позже неминуемое рабство у нового завоевателя. Поэтому наступило время почувствовать страх каждому в стране, для его же блага.

Если достижение государственной Силы и не было изначально сверхцелью пассионарного революционера Сталина, то именно это заместило собой «свободу» и народное «счастье» в сознании Сталина в сложившейся после 1933 года внешнеполитической реальности. Фашизм уже поднял голову в Германии. Гитлер определенно заявил в своей книге «Моя борьба» о ненависти к коммунистам и о притязаниях на русские земли. Когда он пришел к власти, став в 1933 году канцлером Германии, его речи наполнились еще большей ненавистью к коммунистической России, немецких коммунистов начали изолировать в концлагерях. Война, развязанная германским фашизмом, или его союзниками, уже полыхала в Маньчжурии, Китае, Абиссинии, Испании.

Скорая война для России была неизбежна. Это понимали все большевики, уверен в этом был Сталин. Соответствующее настроение распространялось и среди народа. Но враг в предстоящей войне еще не был установлен. Кроме Германии беспокойство вызывали и другие. Стычки с Японией пока радовали победами, но то были победы с кровью, в настоящих боях. Великобритания в лице премьера Чемберлена вела хитрую и подлую игру, подталкивая Германию на восток. Веками обиженная на Россию Польша постаралась бы тоже примкнуть к агрессору, чтобы поживиться чем-нибудь у своих границ.

Нет, народное «счастье» не могло пока состояться в России, и построение «справедливого» общества предстояло отложить на неопределенный строк. Стране нужна была теперь, прежде всего, Сила, только могущество государства. Сталин еще настойчивее устремился к этой цели – сделать страну сильной или, что вернее, успеть сделать сильной, пока еще оставалось какое-то время – всего несколько лет. Если не успеть, то выйдет так, как вырвалось у Сталина в минуты отчаяния в начале войны: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы про… Все погибло».

Ситуация складывалась очень тревожная, но почему именно Сталин мог и должен был возглавить это движение к Силе? В партии были тысячи активных большевиков, плечо к плечу боровшихся с Лениным в подполье, взявших вместе с ним власть в Октябре, отстоявших ее в Гражданской войне. Однако среди них было мало влиятельных большевиков, кто мог бы претендовать на абсолютную власть, которая теперь была востребована, и которую массы большевиков одобрили бы и приняли.

Реально могли получить власть в партии, или, во всяком случае, имели право требовать ее, недавние «оппозиционеры», т.е. «левые» и «правые» уклонисты. Только они имели по-прежнему широкую поддержку среди большевиков в центре и на местах. Это была, в основном, легендарная «ленинская гвардия», «старые большевики».

«Левые» – Зиновьев, Каменев, и воссоединившийся с ними Троцкий – имели ореол славы ближайших соратников Ленина на всех критических этапах борьбы. Каждый имел множество заслуг, и находился теперь на ключевых постах, кроме изгнанного из страны Троцкого. Однако и авторитет Троцкого, как славного организатора октябрьского переворота, а затем комиссара победоносной Красной Армией в Гражданскую войну, был на недосягаемой высоте для многих партийцев.

«Правые» возглавлялись Н. Бухариным, о котором Ленин писал: «Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии». Бухарин, Рыков, Томский и другие видные большевики призывали партию к замедлению темпов индустриализации, к послаблениям для крестьянства и учету их интересов, против насильственной коллективизации и принудительного изъятия хлеба для нужд индустриализации.

Подлинной демократии тогда не существовало ни в стране, ни и в самой партии. Не было свободы политической жизни, возможности создавать другие партии или даже фракции с иными взглядами по внутренней и внешней политике, выдвигать новых лидеров, новые идеи и т.п. Возглавить страну мог только кто-то из соратников и прямых наследников Ленина, с кем он прошел путь подпольной борьбы с царизмом через тяготы ссылок и эмиграции. Даже если это не будет один из тех, кто недавно лично обвинялся в «левом» или «правом» уклоне, то все равно предпочтение большевиками будет отдано одному из «старых большевиков», и никому иному.