Сила или комфорт: выбор судьбы - [39]

Классики и зачинатели революционной борьбы в России не только глубоко верили в возможность достижения всеобщего счастья и благополучия, но страстно желали это своему народу. То были истинные пассионарии своего времени. Одновременно они заботились, чтобы угнетенным по пути к всеобщему счастью не стало бы сначала хуже. Однако желание большевиков схватить выпадающую из чужих рук власть оказалось слишком велико. Власть тогда «валялась под ногами», достаточно было только нагнуться, чтобы ее подобрать. Они были убеждены, что знают лучше, чем сам народ, что тому нужно, они готовы были насильно вести его к счастью.

Поэтому В. Ленин поспешил «дополнить» теорию классиков, объявив пролетарскую революцию возможной и необходимой в условиях отсталой России, вполне способной миновать «лишний» в их условиях этап буржуазной революции и становления русского пролетариата. Но брал тогда власть вовсе не пролетариат, которого в России было очень мало, по сравнению с Западом, власть брали суровые фанатики-революционеры, которые с самого начала был уверены, что лучше всех знают, что нужно России.

Сбывалось предупреждение П.Н. Дурново, возглавлявшего в 1916 году в Думе крайне правых, писавшего царю: «Либералы столь слабы, столь разрознены и, надо говорить прямо, столь бездарны, что торжество их стало бы столь же кратковременным, сколь и непрочным». Но главное, России тогда нужно было не расслабленное либеральное благоденствие, а способность просто выжить при полной потере сопротивляемости страны в результате правления предыдущих властей.

Из всех революционных партий только большевики имели наибольшее число подпольных ячеек и организаций на заводах и в армии. Большевик А.Г. Шляпников писал накануне Февральской революции: «По сравнению с тем, как обстоят дела у других, у нас – блестяще. Можно сказать, что всероссийская организация в данное время есть только у нас». Это сыграло решающую роль в той успешной «простоте», с которой произошел захват власти в октябре 1917 года. Естественно, большевики взяли власть, чтобы никогда уже мирно не выпустить ее из рук. Но провозглашенные цели, под которые они собрали народ, оказались нежизненными, недостижимыми пустыми мечтаниями. Однако неосознанно, жестоко и кроваво большевики все-таки вытащили Россию из пропасти, на что другие социалисты были тогда неспособны.

К осени 1917 года большевики оказались самой спаянной и крепкой группировкой. Меньшевики и эсеры после февраля ссорились, делились на фракции, запятнали свою репутацию участием во Временном правительстве, подавившем с кровью июльское восстание рабочих. К октябрю те и другие во многом растеряли свой былой авторитет, на митингах их уже никто не слушал.

Поэтому сплоченность большевиков, их широкая сеть агитаторов во всех жизненно важных точках, их неизменная пассионарность и преданность поставленной цели смели Временное правительство за одну ночь, почти без крови. Сейчас бы эту революцию назвали «бархатной». Однако если учесть в этом перевороте роль Германии, воевавшей с Россией, и для разложения врага финансировавшей и помогавшей Ленину вернуться из Швейцарии в «пломбированном» вагоне, то можно назвать это и «цветной» революцией.

Власть в России перешла к профессиональным революционерам, никогда лично не трудившемся в мастерских, не гнувших спину в полях, а знавших о жизни тех, кого они собирались вести к счастью, лишь по печати, из осторожных наблюдений за ними со стороны. Иосиф Сталин много позже презрительно отзывался о подобных соратниках, как о «писателях», т.е. теоретиках, умевших только спорить и сражаться в печати с помощью социальных измышлений.

Нет сомнения, что революционеры желали народу счастья и свободы, избавления от гнета, они верили в освобождение всех народов через Мировую пролетарскую революцию. Они провели долгие годы в тюрьмах и ссылках, не жалея себя в борьбе за торжество своих идей. Но среди них не было пролетариев, пришедших к ним с заводов, или крестьян от пашни: интересы этих людей представлялись умозрительно. Это были крайние пассионарии, однако мечтатели, кабинетные теоретики, но также и жесткие автократы.

Ни о какой классовой сущности, объединяющей эту группу революционеров, речи не могло быть. Ни рабочих, пролетариев или крестьян, т.е. «титульных» классов, которых они взялись представлять, среди них почти не было. Объединяла их бьющая через край пассионарность, приверженность идее вести народы к счастью, полное самоотречение и жертвенность во имя общего дела. Эта была типичная консорция пассинариев.

В лучшем случае, они могли управлять страной от имени пролетариата, осуществляя его «диктатуру» в его интересах, но этого не произошло ни тогда, ни впоследствии. Все сразу пошло совсем не так, как большевики научились у своих «классиков», и не так, как они сами уверяли и писали долгие годы в своих нелегальных газетах и брошюрах. Судьба народа, как и их личные судьбы, сложились иначе, чем они надеялись и о чем «мечтали». Лишь в единичных случаях власть выпадала из рук каждого из-за смерти по естественным причинам. Большинство из них приняло смерть по воле своих соратников и коллег – по личному указанию диктатора, действием всемогущего НКВД, а то и по «законному» решению партийного съезда или судебной «тройки».